лучше, чтобы и кушать было что, и всякая зубастая гадость не

покушалась (чем и занялись травоядные динозавры).

Впрочем, произошло это не сразу. Постепенно динозавры, оставаясь

хищниками, наращивали прессинг на прежних травоядных, а тех

становилось все меньше, в какой-то момент хищников стало гораздо

больше, чем добычи, и тут уже самим бывшим хищникам, точнее

некоторым из них, пришлось искать новые источники питания, а ими и

оказались растения, но теперь это были хвойные и гинкговые. И эта

смена произошла не сразу, но новые растения явно не отличались

питательностью. Так как жевать динозавры пока не умели, все, что они

могли, – это превратиться в брюшко на ножках. А это делало их

уязвимыми перед собратьями, не ставшими вегетарианцами. Но они

могли, повторяю, их перерасти: те же приспособления, которые

позволили им подняться на задние ноги, пригодились и для

превращения в гигантов. Травоядные диногиганты оказались более

эффективны и постепенно полностью вытеснили из этой ниши

синапсид. На это повлияло и изменение флоры, вызванное

распространением этих гигантов, и то, что до появления настоящих

млекопитающих в челюстях у наших предков оставались «лишние»

кости (в будущем превратившиеся в косточки слухового аппарата), а

это значит, что и жевалось им все-таки (несмотря на косвенные

признаки наличия этого умения) скверно – челюсть была более

хрупкой и плохо двигалась. Но, главное, травоядные родичи наших

пращуров не успевали перерастать хищных динозавров, в отличие от

травоядных же динозавров.

Почему суперхищниками мезозоя не стали наши предки? Отчасти

оттого, что не имели крепкой, приспособленной к «птичьему»

дыханию спины, а также потому, что эволюция их конечностей шла

другим путем. Дело не только в двуногости как таковой. Ноги наших

предков приспосабливались не столько к скоростным забегам, сколько

к тому, чтобы как-нибудь не раздавить заботливо оберегаемое

потомство. Не могли они стать гигантами и потому, что у них

отсутствовала пневматизация скелета и черепа, столь помогавшая

динозаврам увеличиваться в размерах. Были и другие факторы, определившие развитие млекопитающих, их родичей и предков в

начале мезозоя – я уже сказал выше, что переход «на темную сторону», то есть к ночному образу жизни, был связан с неэкономными почками

и высокой влажностью их покровов. Однако день надо было все-таки

где-то и как-то переждать, по возможности избежав излишнего

испарения, надо было где-то заныкаться, еще в пермский период они

осваивают азы создания подземных сооружений. Конечность, эволюционировавшая в направлении рыть глубже и быстрее, и

конечность, созданная для спринта, – две разные конечности. Скорость

изначально не была большим козырем будущих млекопитающих и

синапсид в целом. Они не стали и первооткрывателями бипедальной

локомоции, тем более не могли «изобрести» быстрого бипедального

хищника. Даже в дальнейшем, когда в мезозое такое строение стало

мейнстримом, они ничего подобного не придумали. Кроме всего

прочего, слишком массивными, чтобы нести их высоко над землей, были их тяжелые головы, несущие снабженные сильной мускулатурой

и длинными клыками челюсти, да и весь плечевой пояс у них был

массивным. Часто был слишком мал и слаб хвост, чтобы использовать

его как противовес. В триасе, когда динозавры уже вовсю сновали на

своих двоих тут и там, наши пращуры оставались верны своей

четвероногости. Как уже сказано, появление двуногих сверхбыстрых

суперхищников в очередной раз поставило под удар мелкое потомство

наших предков. Потомство было непроворно и уязвимо. А так как

забота о детях уже должна была быть для многих синапсид чем-то

важным, они интенсировали развитие в уже избранном направлении, стали оберегать его еще интенсивнее, научились сначала закреплять

яйца на собственном туловище, а затем и вовсе изобрели систему

крепежа, сосцы и губы, сумчатость и так далее. Но более интенсивная

забота о потомстве автоматически исключила наших предков из гонки

на гигантизм. Крупный динозавр мог охранять свои микроскопические

(по динозавровым меркам) яйца, а после вылупления на свет своего

микропотомства удалиться с полным сознанием выполненного

родительского долга, не боясь это потомство передавить по

неосторожности или подвергнуть другим опасностям,