Лилья бросила одежду на пол и встала под душ. Воду она включила заранее, чтобы та нагрелась. Ирен налила в ладонь гель для душа и начала смывать макияж под горячими струями воды. Она знала, что существуют специальные гели для снятия макияжа, но дома у нее ничего такого не было, и зная себя, она понимала, что никогда уже и не будет.

Впервые за всю карьеру в полиции газеты назвали ее героем после ареста Ассара Сканоса. До этого она была «фанатиком левого крыла», как называл ее Зиверт Ландерц, а теперь внезапно стала защитницей города, которая помогла людям поверить в то, что можно снова без страха выпускать своих детей на игровые площадки.

Но героем и защитницей она себя чувствовала меньше всего. Лицо все еще болело в том месте, куда ее ударил Хампус, а теплая вода вместе с постоянным недосыпом последних дней заставили усталость взять верх над злостью. Часы показывали не больше четверти девятого, самое большее — половину. И все же она могла бы без проблем заснуть, стоя под душем.

К тому же она постоянно была на колесах в последние дни, когда Сканос постоянно ускользал от них. Зато теперь он лежит в реанимации и, вероятно, будет ходить с мочеприемником всю оставшуюся жизнь, и к тому же у него уже никогда не встанет, как бы он ни старался.

Конечно, она могла выстрелить в голень, но не сделала этого, хотя именно это она укажет во внутренних отчетах, которые скоро надо будет заполнять на работе. Что она могла поделать, если он внезапно наклонился как раз в тот момент, когда раздался выстрел? Угрызения совести — это последнее, о чем она думала во всей этой ситуации. Чему бы она ни подвергла Сканоса, это не шло ни в какое сравнение с той травмой, которую, должно быть, получила Эстер Ландгрен. А что произошло бы, приди она на пять минут позже, ей даже думать не хотелось.

Но завтра, когда отдохнет, она обязательно возьмет выходной и займется некоторыми пунктами в личном списке дел. Она должна написать заявление, чтобы Нордеа перевел половину денег с их с Хампусом совместного счета на ее личный. Получится всего лишь одиннадцать тысяч семьсот сорок три кроны, но все должно быть по-честному.

Кроме того, она съездит посмотреть ту двушку, которую увидела на улице Карла Крукса в Седерсити. Это была не самая ее любимая часть Хельсингборга. Но, по крайней мере, это было в городе, и женщина, которая ответила по телефону, показалась ей очень милой и даже готова была снизить цену, если Ирен подпишет договор на два года. А если он вступит в силу уже в это воскресенье, то лучшего варианта даже представить невозможно.

А до тех пор она думала спать на матрасе в офисе. Именно так она всегда и делала, когда в очередной раз уходила от Хампуса. Но на этот раз она решила не исчезать до тех пор, пока уже точно не переедет на другую квартиру. Теперь все было по-настоящему, и как только Хампуса опять переклинит, он сможет сделать все, что ему взбредет в голову. Например, разрезать на кусочки ее одежду и продать или даже сжечь всю ее мебель.

Как только он вернется домой в пять часов, она возьмет быка за рога и все выскажет. Без ненужной болтовни и переходя прямо к делу, она расскажет ему, как будут выглядеть следующие дни. Что он будет спать на диване или где угодно, только не в ее постели. Что они будут видеться друг с другом как можно меньше, пока она не переедет, и что она будет занимать кухню во время завтрака, в то время как он свободно может распоряжаться ею весь оставшийся день и вечер.

Но все пошло не так, как она планировала. Он не вернулся домой в пять. Его все еще не было дома, а значит, он пытался заглушить муки совести в «Палласе». В каком-то смысле было хорошо, что ей не пришлось ругаться с ним, и последнее, что она собиралась делать, — это сидеть и ждать, когда он вернется домой пьяный и противный. Вместо этого она наконец-то немного поспит и обязательно выйдет из дома еще до того, как он проснется утром.

Все было подготовлено. Письмо, в котором она описывала все, что хотела сказать, было написано большими четкими буквами, чтобы он не мог что-то пропустить, даже если в глазах будет двоиться. Всю его одежду и разные вещички она вынесла из спальни и аккуратно разложила в кресле, чтобы у него не было причин вваливаться к ней сегодня вечером. Завтрак был готов и ждал его в холодильнике, рядом стоял термос с обжигающе горячим кофе.

И последний штрих — она зажгла торшер и направила его на письмо. Потом пошла в спальню, залезла под одеяло и поставила будильник на телефоне на половину седьмого.