Шрифт:
Закладка:
– Что там? – жалобно прошептала Нюська.
– Что-что. Медведь!
– И-и-и!
– Стой, дура! А ну, стоять, кому говорят! Предупреждал же, от меня – ни шагу! Шкура это. Просто шкура на стене. Очень старая. Шерсть клочьями лезет. Сто лет назад сюда повесили. А может, и больше.
– Зачем повесили?
– Откуда мне знать! Может, просто так, а может, для красоты. Здоровенный был медведище. Из этих, из горных.
Миновали шкуру, двинулись дальше. Внезапно стена резко свернула вправо. Не сразу Обр догадался, что это не поворот, а просто ниша, начинавшаяся примерно на высоте пояса. Сунул руку поглубже и нащупал чьи-то ноги в сапогах.
Худо, когда противник стоит выше. Хорт в который раз потянулся к ножу, которого, ясное дело, не было, и только потом сообразил, что все это мраморное, вплоть до щегольских отворотов на сапогах, гладкое и холодное.
– Болван каменный, – удивилась Нюська, – в Больших Солях на площади такой стоит.
– Стало быть, тоже для красоты, – рассудил Обр, – это не пещера и не подвал. На парадную залу больше похоже, – и тут же левой, свободной рукой задел за что-то железное. А может, золотое-серебряное, в темноте не разберешь. Но повалилась эта штука с ужасным лязгом и грохотом.
– Точно, зала. Это я подсвечник какой-то свалил.
– Что-то больно большая, – усомнилась Нюська, – мы уже давно идем.
– Много ты понимаешь в парадных залах! Ты хоть одну вообще видела? – проворчал Хорт. Ему тоже казалось, что они идут слишком долго. Или это от темноты?
Тем временем стена под рукой стала плавно загибаться влево. Обр остановился, подбросил последнюю монетку, но удара о потолок снова не дождался. Шагнул вперед – и тут же полетел носом вниз. Нога не нашла опоры. Ступеньки. Вернее, ступени. Широкие и как будто с остатками ковра. Под руку все время попадались какие-то растрепанные волокна. Пальцы ощутимо стыли. По полу явственно тянуло холодом.
Ступенек оказалось двадцать. Еще несколько шагов по ровному – и протянутая вперед левая рука снова уперлась в холодное железо. Теперь Хорт действовал осторожней, да и предмет оказался не хрупкий. Массивная полоса куда шире ладони с выпуклыми бляхами посредине и мелким узором по краям тянулась в обе стороны примерно на уровне глаз. Помедлив, Обр пустил в ход и правую руку. Выше и ниже полосы прощупывалось неровное от старости дерево. Плотно, без щелей пригнанные друг к другу широченные плахи. Хорт бросился на колени. У самого пола обнаружилась вторая полоса, от времени вросшая в камень. Никаких видимых отверстий не было, но все же именно оттуда сочился вольный, холодный воздух.
– Ну вот, – заявил Обр, – вот тебе и другая дверь!
– Это не дверь, – прошептала Нюська, – это ворота какие-то.
– Какая разница. Главное – выход.
Следующие полчаса Оберон потратил на изучение двери. Похоже, и вправду это были ворота, кончавшиеся намного выше, чем он мог дотянуться, окованные металлом, который почему-то совершенно не тронула ржавчина, украшенные разными загогулинами и накрепко запертые изнутри.
Пудовые балки засовов прикипели к пазам, и Обр, как ни старался, не смог сдвинуть их и на полпальца.
– Может, еще выход поищем? – осторожно спросила Нюська.
– Сядь и сиди! – рявкнул Хорт. Он снова страшно злился. На себя, на господина Стрепета, на свою злую судьбу. Ярость взорвалась в нем, как бочка порохом. Удар в челюсть ногой с разворота, которым он так мечтал угостить своего родственничка, весь достался воротной плахе. Каблук с глухим стуком впечатался в старое дерево.
– На! Получай! Это тебе за письмо! Это за жениться на Нюське! Это за Хортов! А это лично от меня!
Последний удар пришелся по железу, так что Обр невольно взвыл, но ярости это не охладило.
– На! На! Получи!
Дерево хрипло хрястнуло, Оберон добавил еще, почувствовав, как отлетел каблук. Кривые обломки нехотя провалились в пробитую дыру, впустив бледный голубоватый луч и острую струю ледяного воздуха.
Остальное Обр в азарте выломал руками, протиснулся вперед, плечом расталкивая доски, разогнулся – и прямо над собой увидел громадную голубоватую луну в прозрачном, на полнеба морозном круге.
По бледному диску тянулись тонкие облака. Казалось, что резкий безжалостный ветер дует прямо оттуда, из неведомых холодных пространств.
Спасаясь от ветра, он обернулся. Ворота, проделанные прямо в склоне горы, возвышались над ним на три человеческих роста, сияли серебром, искрились хрустальным блеском. Неуверенно протянув руку, он провел по сверкающей поверхности. Посыпались, разрушаясь, густые гроздья инея. Конечно, это не серебро. Старое черное дерево, позеленевшие полосы кованой меди.
Левая створка почти скрылась под рухнувшей еще в незапамятные времена грудой песка и камней. Обр порадовался, что не стал ломиться в ворота с этой стороны. Хоть в чем-то повезло.
– Нюська, – позвал он, – вылезай, не бойся! – и поскорее, пока тут еще что-нибудь не обрушилось, вытащил дурочку наружу.
Нюська увидела луну, морозный круг, сияющие облака и ахнула:
– Ой! Красиво как!
Посмотрела на Обра с восхищением, будто он сам все это устроил.
– Ага, – согласился Оберон. – Красиво. Только холодно очень.
Днем была оттепель. Уходя от погони, он совсем запарился в своем полушубке. Но теперь здорово подморозило. Ветер насквозь прошивал шерстяную рубаху. За одеждой, что ли, вернуться? Снова в эту темную могилу? Нет, уж лучше замерзнуть. Да, может, и не придется замерзать. Меж крутых, засыпанных снегом склонов к воротам вела широкая, плавно уходившая вниз дорога. Сейчас по ней, конечно, никто не ездит. Но ведь куда-нибудь она выведет. Иначе зачем было городить такие ворота.
– Вперед! – сказал он. – На ходу не так пробирает.
Снова повезло. Подтаявший днем снег к ночи смерзся, застыл хорошим, надежным настом. Так что поход начался бодро.
Вот только закончился быстро. Через сто шагов прекрасная дорога уперлась точнехонько в луну. Наст закончился снежным козырьком, нависавшим над пустотой. Под луной чернели вершины дальних хребтов, сияли белые склоны, далеко под ногами громоздились припорошенные снегом скалы.
– Та-ак, – протянул Обр. Что ни говори, а везение у него короткое. Нюська замерла, завороженная луной, простором и вольным ветром. Но он-то понимал, что все это значит. Придется вернуться. Там, за воротами, хоть не дует. Холод убивает быстрее, чем жажда. Плюхнувшись на живот, он осторожно пополз по насту, заглянул вниз. Крутой, почти отвесный скат срывался в долину с ровными, будто специально заглаженными стенками. Да-а… Красота-красотища! Горы, скалы, лунный блеск. Только Лебединых дев не хватает.
– Пойду, спуск какой-нибудь поищу, – проворчал он, поднимаясь. – Только чует мое сердце – возвращаться придется. Другой выход искать.
