Шрифт:
Закладка:
— А ну, отпусти!.. — негромко крикнула она, все еще смеясь. — Какого черта! Думаешь, что за плуг держишься, дуралей? — еще раз крикнула она уже срывающимся голосом, но как только Купша отпустил ее руки, она вновь принялась тормошить его, поглядывая, не идут ли рабочие. — Что же это Аника не приходит? — спросила она через некоторое время.
— Придет, — отозвался он, — еще половины седьмого нет.
— Чего это время так медленно идет, словно кляча тащится? — Викторица вдруг сладко зевнула, издав звук, похожий на мяуканье. — Если не начнем работать, то я лучше домой пойду… Сыта я по горло этой работой! Посмотри, все руки обгорели! — Викторица выставила перед ним на мгновение свои ладони. — Разве это занятие для настоящей женщины?
— А почему это ты, — засмеялся Купша, — настоящая женщина?
Викторица быстро, словно птичка, глянула по сторонам и мгновенно отвесила Купше две оплеухи, так что он даже свалился со своего кирпича.
— Видишь, что я настоящая женщина, дурачок? — воскликнула она своим звонким голосом, в то время как Купша поднимался с земли. — Научись разговаривать с барышней! Говорить я с тобой говорю, а руки для поцелуя не протяну, деревенский дурак!
Купша снова уселся на кирпиче и шутливо спросил:
— А что, в Бухаресте и дураков нету? Если бы у меня было столько монет, сколько я встретил здесь дураков, то было бы неплохо.
— Самый большой наш дурак, — почти закричала Викторица, — был бы у вас в деревне мудрецом.
— Все может быть, — согласился Купша, — но ваших мудрецов нам не надо! Своим умом проживем.
— Посмотри-ка на него, — проговорила Викторица, которой уже стал надоедать этот разговор. — Ты и впрямь не такой уж дурак, хорошо пристроился около Карамиху.
— Что? — снова мрачно переспросил Купша, опасаясь подвоха. — Чего это у меня такое с Карамиху? Я делаю свое дело, он — свое, и ничего такого…
— Брось ты! — чуть презрительно процедила она. — Ты не такой уж дурак, какого строишь из себя!
— Кто это строит дурака? — спросил Купша, сразу помрачнев и отводя глаза в сторону. Викторица расхохоталась. — Кто это строит дурака? — повторил Купша, но в ответ Викторица только смеялась и толкала его в спину. Большие часы у входа в цех показывали двадцать минут седьмого, когда появилась Аника. Она молча прошла мимо них, лишь кивнув головой. Зато Викторица закричала на весь цех:
— Доброе утро, доброе утро! Ты сегодня что-то запоздала. Видишь, я заняла твое место! — И она снова залилась смехом.
Но Аника, не сказав ни слова, повернула налево, где у нее был собственный шкафчик еще с той поры, когда она работала уборщицей, и скрылась за рамой, поднятой на козлы. Купша достал из кармана узкую записную книжку с карманчиками, набитыми какими-то бумажками, и принялся их перебирать.
Викторица подошла сзади и, навалившись на него, заглянула, чем это он занимается. Купша, хотя и не шевельнулся, но тяжесть ее тела и горячее дыхание над самым ухом показались ему невыносимыми.
— Зачем ты таскаешь с собой все эти документы? — спросила она, наблюдая, как Купша медленно вынимает бумажку за бумажкой и осторожно разворачивает их. — Чего ты их рассматриваешь? — продолжала приставать к нему Викторица. — Что, наизусть их не знаешь, что ли?
Купша не отвечал. Тогда она захватила зубами прядь волос на его затылке, дернула и неестественно громко засмеялась.
Купша спрятал книжку в карман, потом поднялся и пошел под раму. Викторица сердито посмотрела ему вслед и пошла за ним.
— Ты что, — спросила она, — хочешь за работу приниматься?
— Нет, — хмуро ответил Купша, — ищу кое-что…
— Чего ты ищешь? Чего-нибудь потерял вчера?
— Да, ищу вот… может быть… Посторонись-ка немножко!
Викторица некоторое время следила за ним, потом подошла к раме, уперлась локтями в нижний траверс и замурлыкала песенку.
— Купша, — заговорила она вдруг, не двигаясь с места, — никогда мне не казался таким длинным рабочий день, каким кажется этот час, пока все собираются… Что ты скажешь? А ты так приходишь каждый день, еще толком не продрав глаза? Я бы не выдержала, я бы померла от скуки! Черт его знает что это такое, но я не переношу одиночества… Наверное, это что-то врожденное. Я люблю, когда вокруг меня движение, шум. Это меня нисколько не беспокоит. Я могу спать под любую музыку… Ты слышишь, да? Что ты там делаешь? — спросила Викторица, не поворачивая головы. Она стояла, слегка наклонившись, опираясь локтями о раму, и пристукивала левой ногой. Ее большие круглые глаза были устремлены куда-то в пространство. — Приду я вечером домой, сделаю пудинг с ванильным кремом и наемся до отвала… Больше ничего есть не буду. А потом лягу спать и отосплюсь вволю! — добавила она и лениво зевнула, снова издав какой-то жалобный звук, похожий на мяуканье.
Почувствовав, что Купша стоит у нее за спиной, она спросила, не оборачиваясь:
— Ну, нашел сегодняшний день, дурачок?.. — И в этот же миг она почувствовала, как длинные руки обхватили ее, приподняли и опрокинули навзничь.
Викторица настолько испугалась, что какой-то спазматический смех сдавил ей горло. Она сделала отчаянное усилие, чтобы вырваться из объятий Купши. Он, растерявшись, на мгновение выпустил ее, но не успела она приподняться, как он снова схватил ее. Спазмы смеха вдруг перешли у Викторицы в глухой плач. Купша, словно его схватила за шиворот чья-то мощная рука, вдруг вскочил на ноги и, закашлявшись, пошел прочь.
Вскоре цех наполнился людьми и началась работа.
Враждебное чувство к Купше после этого происшествия Викторица хранила не более двух дней, потом она продолжала себя вести с ним так, словно ничего не произошло. Но Купша сильно испугался своего неожиданного порыва и, использовав первый подвернувшийся случай, подстроил так, что Викторицу перевели в мастерскую мелкого ремонта.
Произошло это так. Викторица прогуляла по заводу и не выполнила своей нормы. Купша закончил работу вместо нее, но швы сделал такие грубые, прожег несколько дыр, так что лучшим сварщикам бригады пришлось три дня трудиться, чтобы исправить все, что он натворил. Викторица клялась, что она не виновата, и даже плакала, но ей никто не поверил, и через несколько дней ее отчислили из бригады. По своей натуре она не могла долго огорчаться и вскоре явилась проведать своих бывших товарищей, болтая и смеясь с той же беспечностью, как и раньше. Она ни на минуту не заподозрила, что виновником всего был Купша. Все были уверены, что виновата она сама, и решили наказать ее, переведя в другую бригаду, однако, зная ее характер, особенно на нее не сердились. Викторица, видя, что рабочих