Шрифт:
Закладка:
ПИЛОТЫ ЖАЛОВАЛИСЬ НА ИГРЫ РАЗУМА, В КОТОРЫЕ ОН ВТЯГИВАЛ ИХ В ПОПЫТКЕ МОТИВИРОВАТЬ ПОБЕЖДАТЬ, НО НИКОГДА НЕ УПОМИНАЛИ О ТОМ, ЧТО ФЕРРАРИ ГДЕ-ТО СОЗНАТЕЛЬНО ПОСКУПИЛСЯ НА КАКОЙ-НИБУДЬ МЕХАНИЧЕСКИЙ КОМПОНЕНТ, КОТОРЫЙ МОГ СТАТЬ ПРИЧИНОЙ СХОДА МАШИНЫ В ПЫЛУ БОРЬБЫ НА ТРАССЕ.
Однако призыв к Кастеллотти с требованием защитить бессмысленный рекорд круга на безвестном автодроме в провинциальном итальянском городке был продиктован исключительно стремлением Феррари потешить свое самолюбие. Энцо дергал гонщика за ниточки, призывая его вернуться к своим обязанностям и оставить фривольности, которые считал неуместными: любовь, романтику. Позже Луиджи Виллорези сказал: «Смерть Кастеллотти положила конец тому, что осталось от моей дружбы с Феррари. Ради удовлетворения собственной гордости он попросил лучшего пилота Италии рискнуть жизнью».
Феррари окрестил аварию «глупой» и нашел ей такое объяснение: Кастеллотти «переживал эмоционально бурный, конфликтный период в жизни, и вероятно, что свой конец он встретил из-за сиюминутной заторможенности реакции». Феррари отмечал, что утром в день аварии «[Кастеллотти] был ожесточившимся и рассеянным в своем поведении», хотя, конечно же, отказывался брать на себя какую-либо ответственность за плохое настроение своего пилота — учитывая, что именно он, вообще-то, вызвал Кастеллотти на трассу.
Но худшее еще ждало впереди. Едва народный траур по Кастеллотти поутих, как начала набирать обороты ежегодная лихорадка вокруг Mille Miglia. Феррари был всерьез намерен повторить успех Кастеллотти годичной давности и занялся формированием грозной команды из четырех машин. Хоторн, с радостью вернувшийся в состав команды и вновь воссоединившийся со своим старым приятелем Коллинзом, предпочел не участвовать в этом опасном, сугубо итальянском мероприятии, тогда как Хилла в состав не выбрали, по всей видимости, по причине его статуса новичка. Пьеро Таруффи, которому только недавно исполнилось 50 лет и который все так же был одержим идеей победить в легендарной гонке (впервые он принял в ней участие двадцатью семью годами ранее), получил в свое распоряжение один из новых гоночных спорткаров «Tipo 315 V12» с двигателем 3,8 литра и заменил на трассе Кастеллотти. Компанию ему составили Коллинз и энергичный, весьма приятный малый Вольфганг фон Трипс, демонстрировавший внушительный потенциал как в гонках Формулы-1, так и в соревнованиях спорткаров. Фон Портаго был вызван в последний момент в качестве сменщика Луиджи Муссо, заболевшего перед самой гонкой, и получил предназначавшуюся римлянину «Tipo 335» с большим двигателем в 4,1 литра, очень быструю машину, которая наверняка привела бы Муссо, нового знаменосца итальянского автоспорта, к победе на этапе. Оливье Жандебьену вновь досталось более медленное купе «250GT», безмерно его раздражавшее.
Жандебьен вспоминал один инцидент, произошедший перед стартом гонки: он раскрывает то, как Феррари пытался манипулировать своими гонщиками, стремясь столкнуть их друг с другом лбами. Жандебьен хотел машину Муссо. Он чувствовал, что заслуживает получить один из спорткаров, ведь на протяжении двух лет подряд неизменно доказывал свою состоятельность в классе gran turismo. Он встретился с Феррари, чтобы обратиться к нему с просьбой. Феррари и бровью не повел; Жандебьен получит «250GT» и точка.
РАЗДРАЖЕННЫЙ ЖАНДЕБЬЕН ВЫШЕЛ ВО ДВОР ФАБРИКИ И УВИДЕЛ, КАК В ОФИС БОССА ЗАХОДИТ ПОРТАГО. СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО МИНУТ ПОРТАГО ВЫШЕЛ. ОН ПОДОШЕЛ К ЖАНДЕБЬЕНУ И ЗАКУРИЛ СИГАРЕТУ. «ФЕРРАРИ ГОВОРИТ, ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ МОЙ СПОРТКАР, НО ЭТОТ СУКИН СЫН СКАЗАЛ, ЧТО ЭТО НЕВАЖНО. ОН СКАЗАЛ, ЧТО ТЫ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ОПЕРЕДИШЬ МЕНЯ, И НЕВАЖНО, НА КАКОЙ МАШИНЕ Я БУДУ».
Гонки по открытым дорогам общего пользования давно считаются слишком опасным занятием в большинстве цивилизованных стран, и во многих из них они давно запрещены. Даже мексиканское правительство отменило пресловутую Carrera Pan Americana de Mexico после того, как в гонке 1954 года погибло восемь человек: четверо гонщиков, двое механиков и пара зрителей. Но Mille Miglia с каждым годом становилась в Италии все популярнее. По некоторым оценкам, численность толпы болельщиков, выстраивавшейся вдоль маршрута гонки, достигала 10 миллионов человек. Тысячи полицейских и солдат регулярной армии были задействованы в мероприятиях по сдерживанию массы людей в попытке не дать им выйти на трассу, но гонщики все равно должны были готовиться к тому, что их ждет, и закалять свои нервы. Им предстояло на полном ходу влетать в стаи болельщиков, подвижные, шатающиеся стены из плоти и крови, расступающиеся, как воды Красного моря, перед их несущимися машинами. На сельских участках маршрута дети регулярно перебегали трассу и часто ехали на своих велосипедах по обочинам. Молодые люди, желавшие покрасоваться, демонстрировали свою удаль, пытаясь прикоснуться руками к крыльям пролетающих на скорости машин — своего рода итальянский аналог забега с быками в Памплоне. Некоторые фермеры отказывались подстраиваться под ежегодную автомобильную лихорадку. Периодически участники соревнований взлетали на холмы и внезапно обнаруживали, что навстречу им в противоположном направлении катит какой-нибудь маленький седан «Fiat», трактор или фермерская повозка.
Однако мысль о том, что скоростные гоночные болиды соревнуются на обычных дорогах, пролетая по извилистым горным шпилькам и узким городским улочкам, была воплощением фантазий любого мужчины, ведь каждый из них мечтал вдавить педаль газа в пол и пронестись по дороге общего пользования, не боясь преследования со стороны закона и не стесняясь никаких моральных и социальных ограничений. Несмотря на все свое безумие, Mille Miglia была вершиной автомобильных гонок, она олицетворяла собой, как писал бельгийский журналист Жак Икс, «целую жизнь, сжатую в несколько часов». Энцо Феррари так отзывался об этом эпическом событии: «Ни один гонщик не мог утверждать, что снискал лавры победителя, если не побеждал в Брешии». Победивший там был человеком, полдня рисковавшим погибнуть страшной, жестокой смертью на одном из самых трудных и не прощающих ошибок шоссе во всем мире.
Даже такой дерзкий человек, как Портаго, был напуган масштабом и опасностью соревнования. «Мне не нравится Mille Miglia», — сказал он американскому журналисту Кену Пёрди в том году. «Неважно, сколько ты тренировался, ты попросту не сможешь выучить маршрут в тысячу миль пути так же хорошо, как итальянцы, да и вообще, как говорит Фанхио, если у тебя есть совесть, ты не будешь гнать так быстро. На Mille Miglia есть сотни поворотов, в которых одна крошечная ошибка пилота может убить пятьдесят человек. Невозможно помешать зрителям толпиться на дороге; даже армия не справляется с этой задачей. Надеюсь, я никогда не буду участвовать в этой гонке».
Но он не только поучаствовал, он вышел на старт за рулем самой мощной машины из заявленных, и при этом без каких-либо тренировок. Портаго вместе со своим вторым пилотом Эдмундом Нельсоном предпринял попытку разведать трассу на собственной машине, но в нескольких милях от Брешии врезался в парапет моста и не
