— Но ты же говорил, что несколько раз бывал там. Разве ты не можешь перенестись туда и увидеть всё своими глазами?

— Могу, но это очень тяжело, — тихо проговорил Лючиано. — Теперь я чувствую себя там каким-то… ну, не вполне материальным. Так странно, когда ты можешь видеть своих родителей, но не имеешь возможности жить вместе с ними. Знать, что они могут видеть меня, и не иметь возможности объяснить, что же со мной на самом деле произошло.

— Может быть, всё станет легче, если ты станешь чаще бывать там. И может быть, я тоже смогу видеться там с тобой?

— Мне бы хотелось этого, — сказал Лючиано, беря Джорджию за руку. — Я не могу это объяснить как следует, но мне кажется, что ты как-то по-особому связана со мной, что ты то звено, связывающее меня с прежним миром, которым здесь не может быть больше никто, даже доктор Детридж. Мир, из которого он попал сюда, не имеет ничего общего с миром, откуда пришел я.

Хорошо быть кем-то особым, подумала Джорджия, пусть даже это не совсем то, чего тебе хотелось бы.

— Мне надо возвращаться, — сказала она. — Пора уходить в тот мир.

— Тогда, если не возражаешь, я прямо здесь попрощаюсь с тобой. Хочу зайти еще во дворец и повидать Арианну.

— А это не опасно? — с тревогой спросила Джорджия. — Что, если герцог там сейчас?

— Я не могу всё время жить в страхе перед герцогом, — ответил Лючиано. Наклонившись вперед, он обнял Джорджию и легко коснулся губами ее щеки.

А затем он быстро зашагал через Звездное Поле.

Глава 25

Обретение тени

Никколо сидел в кресле, держа на коленях Фалько, ставшего уже только тенью прежнего мальчика. Они были одни — все остальные члены семейства вернулись во дворец, чтобы обсудить с Папой предстоящие свадьбы. Пылинки плясали в последних лучах вечернего солнца, струившихся сквозь окно.

— Пора, — проговорил герцог. Очень осторожным, нежным движением он опустил край своего плаща на лицо мальчикам плотно прижал его.

Фалько почувствовал неожиданный толчок, прошедший по всему его телу. Это было похоже на удар молнии и заставило мальчика вскочить на ноги. Его тело словно бы потяжелело, стало каким-то по-новому плотным. Не то, чтобы и до этого Фалько чувствовал себя каким-то невесомым в мире Джорджии, но теперь он знал, что до этого мгновения все-таки не полностью присутствовал в нем.

— Свершилось, — изумленно проговорил Фалько. — Мое прежнее тело умерло.

Похромав к окну, он отодвинул штору. Первые лучи восходящего над Ислингтоном солнца проникли в комнату. Повернувшись спиной к окну, Фалько увидел, как его тень темной полосой протянулась к кровати.

— Теперь я здесь уже навсегда, — проговорил он, почувствовав себя таким одиноким, как никогда еще во всей своей жизни.

Джорджия проснулась рано, готовая принять всё, что принесет ей грядущий день. А самым первым, что он принес, оказался Рассел. Он ворвался в ее комнату, отодвинув в сторону комоде такой легкостью, словно это был кукольный домик.

— Во, чепуха какая, — фыркнул он. — Неужто предполагалось, что это остановит меня?

— Что тебе надо, Рассел? — устало спросила Джорджия.

— Я хочу знать, где ты была прошлой ночью, — непринужденно проговорил Рассел, усаживаясь на край ее кровати. — И не пробуй отделаться трепом насчет того, что ты кому-то там что-то обещала. Держу пари, что ты была с этим своим маленьким калекой.

— Я не была с ним, — в соответствии с истиной ответила Джорджия. Она чувствовала себя странно спокойной — несмотря даже на то, что ее давний мучитель посмел вторгнуться в ее владения.

Спокойствие Джорджии вызвало раздражение у Рассела, заставляя его с еще большим упорством добиваться ответа на свой вопрос.

— Стало быть, ты была с каким-то другим парнем. И держу пари, что это был какой-нибудь калека.

— Я ожидала, что ты так и подумаешь, — ответила Джорджия. — Да, я была на самом деле даже с двумя парнями, причем довольно-таки красивыми, если судить по количеству девчонок, вертевшихся вокруг них.

У Рассела глаза выкатились из орбит.

— Я пила красное вино и много танцевала, — продолжала Джорджия, вспоминая свою последнюю ночь в Реморе. — Все поднимали тосты в мою честь и вручили мне кучу серебра.

— Понял, — сказал Рассел. — Еще одна из твоих фантазий вроде того, чтобы стать всеобщей любимицей в школе или завести себе дружка. — Он повысил голос, всерьез раздраженный небрежным тоном Джорджии. — Только всё это одни лишь фантазии, разве не так? Ты уродлива и слезлива. Никто тебя не любит и никогда не полюбит, кроме безнадежных дур вроде Алисы и колченогих уродов на манер твоего Никельластика!

— Рассел! — в один голос вскрикнули появившиеся на пороге Мора и Ральф.

Джорджии даже не было надобности что-то объяснять. Хотя поначалу Рассел собирался, как это было у него в обычае, всего лишь немного поиздеваться над Джорджией, отсутствие реакции с ее стороны заставило его так повысить голос, что последние фразы достигли слуха родителей. Сейчас они смотрели в комнату поверх комода с таким шокированным видом, что Джорджии стало почти жаль их. Она неоднократно пыталась рассказать им, как относится к ней Рассел, но теперь, когда они сами смогли убедиться в ее правоте, ей это стало почти безразлично.

Приподняв руки кверху, Джорджия пожала плечами. Рассел повернулся к ней с побагровевшим от ярости лицом.

— Я с тобой еще рассчитаюсь за это, — прошипел он.

— Рассчитаешься за что? — отчетливо проговорила в ответ Джорджия. — Это ты ведь явился сюда и затеял всё это. Я была у себя, как мне и положено быть.

Никколо убрал плащ с лица Фалько. Долгое, мучительное ожидание смерти сына пришло к концу. Теперь Фалько покоился в мире, и герцог сможет устроить ему пышные похороны. Надо будет перевезти