Бомба выглядела невзрачно: широкая металлическая бочка, поставленная дном на тележку. Округлые бока; плоский, выкрашенный серой краской верх. В высоту она едва доставала Петеру до пояса. Колёса тележки, широкие, с толстыми шинами, Энден снял с какого-то другого устройства, предназначавшегося, по его словам, для исследования болот вокруг Рунхольта. В болотах собирались разведывать ценные ископаемые, но потом исследователям свернули финансирование. И вот колёса пригодились – как и самоходный привод, благодаря которому бомба могла проехать несколько вёрст по прямой.

– Максимальная защита от возможного воздействия чар, – говорил, размахивая руками, Энден. – Все элементы спрятаны внутри корпуса. Снаружи – только индикатор заряда и ключи для отложенного запуска. Но всё равно транспортировать эту малышку через Разрыв вашим, мироходческим способом я категорически не советую. Она нестабильна.

– Чтобы транспортировать, надо её для начала на себя взвалить, – возразил Кат, оглядывая массивное устройство. – Я такое не потяну.

– И не нужно! – Энден пощёлкал пальцами в воздухе. – Сделаем просто и надёжно. Дойдём до края оазиса – согласно наблюдениям, Разрыв должен быть не дальше ста пятидесяти миль отсюда…

– Дойдём? – перебил Кат. – Ты, стало быть, с нами собрался?

– А как же! – Энден поправил очки, выставил перед собой кулак и принялся отгибать пальцы по одному. – Обслуживание устройства во внештатных ситуациях – раз! Фиксирование хода уникального эксперимента – два! Медицинская помощь больным – ты ведь нездоров, Демиан, а я, между прочим, прошёл фельдшерские курсы – три! Ориентирование на местности – четыре! Переговоры с местным населением, буде таковое объявится – пять!

– Ты-то знатный переговорщик, – буркнул Кат. Спорить сил не было. К тому же, он подозревал, что главная причина профессорского энтузиазма – желание оказаться как можно дальше от Рунхольта и рейдеров. И, возможно, от Фриды.

– Так вот, – продолжал, выпятив грудь, Энден. – За несколько дней доберёмся до оазиса, заведём привод, поставим детонатор на отложенный пуск, и – аллес! Можно наблюдать, как эта малышка своим ходом въедет в зону проникновения Разрыва. А потом сама себя взорвёт!

– Здорово придумано, Гельмунд, – сказал Петер и осторожно потрогал корпус бомбы. Ирма, как обычно, промолчала, только заправила за ухо свесившийся на лоб локон. Потом они с Петером переглянулись – глаза у обоих одновременно блеснули, отразив свет, лившийся из забранного клетчатым стеклом окна.

Кату тогда хотелось сказать, что всё придумано вовсе не так здорово, как кажется. Колёса тележки, предназначенные для езды по болотам, могут застрять в вязком потустороннем песке Разрыва. Индикатор заряда – яркий глазок на боку устройства – совершенно не нужен, поскольку, если выяснится, что бомба каким-то образом разрядилась, наполнить её энергией заново не получится. Все подаренные Килой кристаллы Кат отдал Эндену, и все кристаллы пошли в дело. И ещё никак не удавалось отделаться от мысли, что, как бы далеко ни отъехала тележка, взрыв может оказаться слишком мощным. Достаточно мощным, чтобы им всем пришёл конец. Покойный Фьол говорил, что такая же бомба, собранная Основателем, убила множество людей.

Но Кат ничего не сказал. Потому что не мог предложить ничего лучше.

В тот же день они купили лошадь с телегой, большую палатку для ночёвок и провизию. Энден где-то раздобыл патроны к пистолету, который остался у Ката, и настоял, чтобы тот взял оружие в дорогу: мало ли что. Потом они укутали бомбу брезентом и отвезли к отелю «Гросс Рунхольт». Фрида заказала в номер еду. Телега стояла во дворе, и во время ужина Кат всё посматривал из окна вниз, трогая в кармане пистолет. Стрелять не хотелось, но, если кто-то надумал бы украсть бомбу…

Однако никто не надумал.

После ужина собрали рюкзаки, оделись. Фрида всех расцеловала (Петера и Ирму – дважды), а затем маленькая экспедиция тронулась в путь.

И вот теперь они стояли вокруг телеги посреди изуродованной войной пустоши: мальчик, девочка, немолодой учёный и раненный, ослабевший упырь. Четверо людей, которым выпало спасти мир.

За три дня они проехали около ста двадцати вёрст. Оазис был уже недалеко: день пути, может, чуть меньше. Точность зависела от того, насколько верно Энден, как он это назвал, аппроксимировал данные. То есть, попросту, от его догадок.

– Петер, бери конягу под уздцы, – сказал Кат, – да пойдём уже. Часа через три начнёт темнеть.

Петер подошёл к лошади, погладил по лбу. Та изогнула короткий хоботок, обслюнявила его ладонь в поисках сахара. Фыркнула, хлестнула хвостом по ногам и издала недовольное ржание. Петер со вздохом потянул за уздечку. Лошадь хлопнула похожими на капустные листья ушами, дёрнула оглобли. Телега не шелохнулась: стояла, как вкопанная.

– Застряла, кажется, – сказал Энден. – Колесо в яму попало.

Кат упёрся в тележный борт и сквозь зубы сказал:

– Навались…

Но, едва телега сдвинулась с места, как голова у него зверски закружилась, а в глазах потемнело. Он почувствовал, что падает, схватился за некрашеные, занозистые доски. Борт с подлой услужливостью откинулся на петлях. Кат полетел вверх тормашками – и в тот же момент телега накренилась, а ничем не закреплённая бомба поехала прямо на него. Петер закричал «Осторожно!» Энден вцепился растопыренными пальцами в гладкое тулово бомбы, но та вырвалась у него из рук и заскользила боком. «Рванёт, – мелькнуло среди чёрных звёзд в голове Ката. – Вот и спасли мир».

Однако ничего не рвануло. Рядом возникла Ирма, сделала быстрое движение. Бомба резко остановилась. Под её колесом, у самого края телеги, торчал камень.