– У нас есть запасные кони, – утешил главарь, – а до Ланнэ не так уж и далеко.

– Бочку не брошу, – принцесса зло уставилась в жизнерадостную обветренную рожу, – не для того его вела, чтобы бросить…

– Оно так, – подал голос рябой разбойник, – лучше бабу бросить, чем коня.

– Как на тебя, – заржал кто-то с разными глазами, – так точно лучше!

– Поведем в поводу, – решил капитан, – и вашего, сударь, тоже. Колен, давай сюда запасных, Жабку возьми, он посмирнее будет. Сударыня, вам помочь?

– Гица, – Лаци уже стоял на земле, – слезай.

Матильда слезла и даже не грохнулась, хотя земля и вздыбилась не хуже лошади. Освободившийся от тяжести рысак не шевельнулся, остался стоять, свесив голову и тяжело поводя боками, по бабкам задних ног струилась кровь…

– У-у-у, кривоножка! – огорчился разбойник, предпочитавший бабам лошадей. – Такой на галопе – горе горькое…

– Я его повожу, – стоявший рядом Лаци трепанул страдальца по шее, – не печалься, гица, он крепкий, очухается.

– Некогда водить, – покачал головой капитан, – в Шамонэ отряд видели, говорят, побольше этого, не упускать же! Закатные твари, да он шагу сделать не может… Сударыня, мне очень жаль, но вашего коня придется оставить. Разумеется, на время.

На время… Как же! Станут они с перекормленным упрямцем возиться! Пристрелят и скажут, что так и было. Рука принцессы рванулась за пистолетами и не нашла ничего, кроме мокрой рубашки.

– Коня не брошу, – женщина придвинулась поближе к взмыленному боку. – Знаю я вас…

Бочка тоскливо вздохнул и опустил голову еще ниже. Ее высочество торопливо оглядела разбитые ноги – и впрямь малость кривоногий рысак на галопе изранил сам себя, к счастью, несерьезно. И ведь знала же, что засекается, а о ногавках не подумала!

– Погодь! – сердобольный разбойник уже стоял рядом. – Парни, не перцовая есть у кого?

– Держи, – курносый крепыш вытащил из сумки флягу, – медовка… Отдашь при случае.

– Хозяйка отдаст, – рябой умело просунул флягу меж лошадиных зубов. Жеребец и прежде не отказывался от винного жмыха и яблочной бражки, но до касеры дело не доходило. Теперь дошло.

Смертельно уставший Бочка не стал трясти головой и отфыркиваться, а плотно сжал губы. Попав под язык, касера подействовала мгновенно, глаза коня съехались в кучу, но дрожь в ногах прошла, а уши встали торчком. Милое создание задрало верхнюю губу и весело захрюкало, выражая полное удовлетворение жизнью и готовность к дальнейшим подвигам. Ни в Эпинэ, ни в целом Талиге не было в этот миг лошади здоровее, резвее и жизнерадостнее.

– Твою кавалерию, – не выдержала Матильда, держась за плечо Лаци, – все выдул, поганец! А мы, выходит, подыхай?!

Часть III. «Повешенный»[16]

Говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать.

Глава 1. Талигойя. Ракана (б. Оллария). 400 год К. С. Вечер 15-го дня Зимних Скал

1

Уже привычно сомкнулись двери, отделяя Высокий Совет от остального мира. Мевен замер лицом к порогу и спиной к его величеству, а заменивший Дэвида Лаптон встал у королевского кресла. Робер покосился на его предшественника: новоявленный граф глядел в пол, серое траурное платье казалось погребальным саваном. Карваль опасался за рассудок последнего из Рокслеев, и Робер эти опасения разделял – Дэвид словно бы уходил в серую пустоту.

Важно пробили новенькие часы, повернулся украшенный созвездиями циферблат, Полуденного Спрута в облицованной золотыми пластинами башне сменили Закатные Кони. Наступил вечер, вцепился в сердце красными когтями, требуя вспомнить. Повелитель Молний был бы и рад, только лихорадка вымела голову и душу подчистую, оставив лишь тени.

Часы отзвонили, Мевен и Лаптон, согласно уставу, поспешно сменили плащи, теперь они были в алом, а лиловый атлас лег на ковер вечерними тенями. Его величество поднял руку, сверкнули камни четырех колец. Неужели этот человек мог продать фамильный янтарь, чтобы сводить друга в таверну? Неужели у него были друзья?

– Эории Кэртианы, – королевский взгляд скользнул по разноцветным скамьям и остановился на сверкающем Звере, – мы, Альдо Первый, объявляем Высокий Совет открытым. У нас мало времени и много дел, но сначала сплетем боль с радостью.

Дом Скал понес тяжелую утрату. Смерть унесла Джеймса Рокслея и Арчибальда Берхайма. Оба были истинными эориями и Людьми Чести, да будет им покойно в Рассвете. Орстон!

– Мэратон! – прошуршали эории, но Дэвид даже губами не шевельнул.

– Мэратон, – наклонил голову сюзерен. – Но жизнь продолжается. По извечному закону ушедшим, не оставившим сыновей, наследуют братья и сыновья братьев. Брат Джеймса Рокслея Дэвид и племянник Арчибальда Берхайма Мариус здесь. Может ли кто перед лицом государя и Создателя оспорить их права?

Берхайм вскочил и замер, словно копье проглотил, Дэвид тоже поднялся, теперь он глядел в стену. Громко стучали часы – воистину нет ничего равнодушнее времени. Альдо повернулся к скамье Скал, звякнули, напоминая о Багерлее, королевские цепи.

– Дэвид, брат Джеймса, Мариус, сын Герберта, будете ли вы нам верны?

– Именем Создателя и во имя Его, – глаза Берхайма верноподданно пожирали сюзерена, – клянусь Честью верно служить вашему величеству.

– Граф Рокслей?

Дэвид вздрогнул, словно ему за ворот кинули ледышку. Глупое сравнение, глупая церемония…

– Я умру за Талигойю и короля… клянусь.

– Граф Рокслей, граф Берхайм, займите свои места на Скамье Скал. Мы верим вам, но доверие государя не бесконечно, – ноздри сюзерена раздувались, но говорил он спокойно. – Не прошло и двух месяцев, как мы назвали Удо Борна графом Гонтом.

Увы, он предал и свою Честь, и свою кровь. Из уважения к прежним заслугам и в память его братьев, погибших за дело Раканов, мы оставили изменнику жизнь, ограничившись вечным изгнанием. Мы полагали, что титул графа Гонта должен перейти Конраду Борну, однако Бонавентур Гонт представил убедительные доказательства того, что его ветвь старше ветви Борнов. Есть ли кто, готовый оспорить его право?

– Есть, – Ричард Окделл поднял руку, словно унар, – есть!

– Слово хозяину Круга.

– Мой государь, – от волнения цивильный комендант раскраснелся, – прямыми потомками Рутгерта Гонта являются графы Штанцлер. Эр Август… Граф Штанцлер имеет огромные заслуги перед Людьми Чести… Я как глава Дома Скал ручаюсь за его верность.

Вот только Штанцлера с его отравой здесь и не хватает! Хотя агарисские мерзавцы не лучше, разве что мельче.

– Что скажет Повелитель Волн? – Пусть Придд, что хочет, то и говорит, но Повелитель Молний скажет «Нет!». Эпинэ и Штанцлер одним воздухом дышать не станут.

Валентин неторопливо поднялся, Робер не видел Спрута с Доры, там он казался человеком, на Высокий Совет явился серый истукан.

– Я не готов обсуждать лояльность человека, много лет бывшего кансилльером при дворе Олларов и сохранившего свою должность после двух восстаний, – светлые глаза смотрели прямо и равнодушно. – Исходя из нынешнего местонахождения господина Штанцлера, я полагаю, что к нему имеется ряд серьезных претензий. Для члена Высокого Совета это нежелательно.

Что до притязаний Штанцлеров на титул графов Гонт, то если они и впрямь потомки Рутгерта, у них больше прав, чем