– Этого не произойдет, даю слово короля. Я ценю достоинство, с которым вы защищались, и ваша храбрость не будет забыта.

– Далее: никакого мародерства. Хотя ценностей у нас и так почти не осталось. Но если мы позволим солдатам войти в город, они обязаны уважать женщин и никого не предавать мечу. Мы хотим спокойно спать в своих кроватях. В этом городе привыкли держать двери открытыми. Пусть так останется и впредь, если вы желаете счастья вашим новым подданным.

– Повторяю еще раз: будьте спокойны. Ваш новый король не мясник.

– К слову, о мясе… Велите принести нам кабанов, кроликов, оленины – чего угодно, что у вас там жарится, – и побыстрее.

– Знаменосец, отдайте приказ. Мои подданные заслужили пиршество.

Лопес де Аро кивнул, повинуясь королю.

– Обещайте оказывать покровительство рынку Санта-Марии, а пошлины за проход через ворота отмените, – добавил я. – Это город купцов и ремесленников. Без них не будет рынка, и Корона лишится податей. Не забывайте о главном.

– Вы смеете мне указывать?

– Я даю совет мудрому человеку, как прежде давал его вашему любимому дяде Санчо Шестому.

– Да, он научил меня искусству слушать… Но я услышал достаточно. Впустите нас, мне не терпится поприветствовать своих подданных.

Я отдал приказ Иньиго, единственному сыну скорняка Нуньо.

Северные ворота скрипнули на петлях и открылись перед нашим новым королем. Вместе с ним прибыла повозка с хлебом и жареным мясом. Еда так и не попала на столы: оголодавшие горожане опустошили телегу прямо на рыночной площади Санта-Марии.

* * *

Прошло несколько дней, прежде чем город стал постепенно оживать.

Дюжина местных ремесленников собрали свои инструменты и отправились в Памплону, чтобы открыть новые мастерские.

Лира поехала на карьер в Багоэту – пополнить запасы в кузнице.

– Мы сдали Викторию, зато теперь это единый город, а не два разных, – сказала она перед отъездом, пытаясь меня утешить.

– Но какой ценой, сестра? – пробормотал я, наблюдая за удаляющейся повозкой. – Никогда больше я не буду слепо защищать никакую землю, город или крепость. Только людей. Ничто не сравнится с потерей любимого человека.

Мы с Гуннаром отправились в Кастильо навестить Гектора, зная, что он беспокоится о нас и захочет повидать свою новую племянницу.

В ту же ночь Гуннар уехал в порт Сантандера, где его ждала команда, чтобы и дальше переправлять паломников по Английскому пути. Я знал, что он скучает по морю и жаждет вырваться из городских стен на свободу. Для человека с душой великана любой город казался тесным; он мог быть собой только среди бескрайних и чистых просторов.

Прогуливаясь возле крепости Сан-Висенте с дочерью на руках, я встретил Мартина Чипиа верхом на лошади, которую он позаимствовал у кастильцев.

– Я получил сообщение от советников короля. Санчо отправляет меня в Мендигоррию[77]. Он считает, что моя миссия здесь окончена. Мы уезжаем завтра.

– Разве вы не подождете, пока ваши люди восстановят силы и отъедятся? – осторожно спросил я.

– Мы – наваррские солдаты, а улицы заняты кастильцами. Лучше нам держаться подальше друг от друга. Все-таки под каждым нагрудником бьется живое сердце, и все потеряли братьев по оружию. Мы выступаем завтра, граф Вела. Мне выпала большая честь сражаться вместе с вами.

– Езжайте с Богом, наместник. О вас здесь будут вспоминать добрым словом. Вряд ли мы снова встретимся. Желаю, чтобы смерть обходила вас стороной, – сказал я на прощание.

Жизнь внутри и за пределами города продолжилась. Каждый из нас следовал своей судьбе.

Я взял дочь навестить могилу, где покоились ее мать с братом, и начал рассказывать ей историю нашей семьи, которую теперь заканчиваю здесь, в феврале 1200 года от Рождества Христова, в городе Виктория.

66. Повелители времени

Унаи

Декабрь 2019 года

Месяц начался с мягкого, но обильного снегопада. Город проснулся притихшим и белым, как будто снег стер все плохие воспоминания. Я вышел на балкон, и комнату наполнил свежий воздух.

Через площадь Белой Богородицы к моему дому шли Яго и Гектор дель Кастильо. Я сообщил им по телефону результаты тестов ДНК, согласно которым я был прямым потомком канцлера Айялы. Новость их тоже потрясла, и мне не терпелось с ними поговорить. Я хотел узнать, что они об этом думают и смогут ли найти документальные подтверждения.

Когда мы встретились на пороге квартиры, Гектор сердечно обнял меня. Яго держал в руке портфель. Я пригласил их войти.

Мы сели вокруг журнального столика в гостиной, и я вручил им найденный экземпляр хроники Дьяго Велы.

– Вот, держите. Нынешний хозяин башни в ближайшее время оформит необходимые документы, чтобы передать ее на законных основаниях. Теперь она снова принадлежит вам.

Яго провел пальцем по кожаному корешку, забыв надеть перчатку.

– Сколько лет… – прошептал он.

– Сколько лет наша семья ждала этого момента, – вмешался Гектор. – Не знаю, сможем ли мы когда-нибудь отблагодарить тебя за то, что ты сделал, Унаи. Но у Яго тоже кое-что есть: письмо. Нам хотелось бы зачитать его тебе.

Словно вынырнув из глубины веков, Яго достал из портфеля пергамент в защитном пластиковом конверте.

– В тот день, когда Дебу похитили, ты спросил меня о Йеннего. Я не хотел еще больше расстраивать тебя тогда, а сегодня кое-что принес.

– И что же?

– Письмо Оннеки де Маэсту, адресованное Дьяго Веле незадолго до ее смерти в тысяча двести втором году, через два года после окончания осады. Она заболела белой чумой, которую теперь называют туберкулезом. Зная, что скоро умрет, Оннека отправила это послание.

Яго вручил мне документ, и я попросил его прочесть. Он процитировал по памяти:

Мой любимый Дьяго!

Йеннего упал в ров и утонул. Я нашла его, но боялась, что ты мне не поверишь после того, как я столь недостойно восприняла новость о беременности Аликс де Сальседо. Останки мальчика покоятся в могиле моего отца. Там вы найдете два тела. Вслед за этой бедой началась осада, и я так и не набралась смелости признаться даже своему мужу Нагорно, который обожал ребенка. Я не стала заботливой и любящей тетей. Я видела в Йеннего сына, в котором мне было отказано и который должен был родиться у нас с тобой. Однако сейчас важнее твоя душа, потому что моя уже покидает тело, и я не хочу уходить с этим бременем. Ты можешь оплакать его там, на могиле моего отца.

– Письмо составляет часть личной переписки семьи Вела и всегда