Что ж, награждать принято и не причастных к подвигам, и карателей. Через три месяца после набега на индейский лагерь, 4 марта 1869 г., Шеридан был произведен в генерал-лейтенанты. Со времен Джорджа Вашингтона он был всего пятым генерал-лейтенантом в США. В 1883 г. он стал главнокомандующим Сухопутными силами США, а в 1888 г., за два месяца до смерти, – генералом армии. Это звание было введено лишь в 1866 г. и приравнивалось к званию маршала в других странах. «Маленький Фил» (так с юности звали Шеридана за его невысокий рост – 165 сантиметров) стал третьим человеком в истории США, удостоенным этого звания (после У. С. Гранта и У. Т. Шермана).

Впоследствии именем генерала Шеридана, похороненного на Арлингтонском национальном кладбище, были названы не только военные объекты (например, авиадесантный плавающий танк М551), но и многие населенные пункты, школы и улицы в американских городах, которые еще ждут своего переименования.

…Возвращаясь к знаменитой цитате, надо, справедливости ради, отметить, что Шеридан, наверное, знал, что объявил за 200 лет до него, в 1675 г., вождь индейского племени вампаноагов Метакомет (Убийца волков, 1638/1639—1676), поднявший крупное восстание против английских колонистов. Затевая его, вождь обвинил бледнолицых в том, что они нарушают все прежние договоренности и ведут беспутный образ жизни, что они вторгаются в охотничьи угодья, а потому с этими «хищными людьми» вообще нельзя жить в мире. В частности, он сказал: «Прежде мы не хотели этому верить, но это факт: только мертвый белый – хороший белый. Братья, мы должны объединиться, или мы все погибнем» (Х. Штаммель. «Der Indianer. Legende und Wirklichkeit von A-Z» – «Индеец. Легенда и действительность от А до Я», 1989). Жертвами восстания стал тогда каждый пятый колонист.

Карикатура 1878 г., изображающая Шеридана (справа) и американского индейца

Само восстание было жестоко подавлено, и в следующие два столетия индейцев ждал настоящий геноцид. К концу XIX в. их численность на территории США составляла всего 250 тысяч человек. К моменту же появления европейцев в Северной Америке она была, по разным оценкам, в 5—60 раз выше и достигала от 1,15 миллиона (Д. Муни, опубл. 1928) до 15 миллионов человек (Л. Стиффарм, 1992).

Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!

1871 г.

Последняя неделя Парижской коммуны (18 марта – 28 мая 1871 г.) стала «Кровавой неделей». За 8 дней, с 21 мая, в Париже было убито от 15 (по оценке командующего правительственными войсками, маршала П. Мак-Магона) до 30 тысяч коммунаров и их возможных сторонников. Мэр 2-го округа, анархист Эжен Потье (1816–1887) до последнего сражался на баррикадах и чудом избежал смерти.

Укрывшись в подполье, он продолжил заниматься тем, что делал всегда: сочинял стихи и песни. На своем нелегальном досуге этот человек, обреченный на смерть, сочинил гимн для всех, кто готов был идти на смертный бой против власть имущих. Он сочинил главную песню XX века – «Интернационал».

В июле 1871 г. Потье все же удалось спастись. Он перешел бельгийскую границу, а потом бежал в Англию, унося с собой на подошвах сапог не родину, а родную песню, которая скоро разошлась по «всему миру голодных и рабов». Во Францию он вернулся лишь в 1880 г., после амнистии, объявленной бывшим коммунарам. К этому времени он уже семь лет как жил в США, где работал чертежником и учителем. Там же, в США, он написал три поэмы: «Рабочие Америки – рабочим Франции» (1876), «Парижская коммуна» (1877) и «Рабочая партия» (1878). Еще одна – «Жан – Рабочие руки» (1872) была написана им в Англии. В 1884 г. он опубликовал сборники «Социально-экономические стихи и социалистические революционные песни» и «Кто же безумен?». Незадолго до смерти Потье издал сборник «Революционные песни» (1887); сюда вошел и «Интернационал».

Почтовая марка СССР, посвященная 150-летию со дня рождения Эжена Потье. 1966 г.

Это была песня-призыв. Недаром она начиналась со слов: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!» Первоначально «Интернационал» исполнялся на мотив «Марсельезы», но в 1888 г. французский социалист, уроженец Бельгии Пьер Дегейтер (1848–1932) написал для него новую музыку.

В 1903 г. текст «Интернационала» перевел на русский язык А. Я. Коц (1872–1943). Песня стала гимном русских социал-демократов, а с 1918 г. – официальным гимном Советской России (с 1922 г. – СССР). В 1944 г. в Советском Союзе был утвержден новый Государственный гимн, а «Интернационал» стал официальным гимном ВКП(б), переименованной в 1952 г. в КПСС.

Надо подморозить Россию

1880 г.

Он прожил жизнь, напоминавшую приключенческий роман, в котором хватало неожиданных поворотов судьбы и перевоплощений героя. Вот он – начинающий писатель, автор комедии «Женитьба по любви» (1851), удостаивается похвалы И. С. Тургенева. Вот – военный врач на Крымской войне. В 1864 г. назначается секретарем российского посольства в Константинополе и остается на дипломатической службе до 1874 г.

К. Н. Леонтьев.1863 г.

Тогда же в его судьбе происходит важнейший поворот: летом 1871 г. он едва не умирает от холеры, но, выздоровев, выполняет данный себе обет – год живет в Афонском монастыре. Вернувшись в Россию, публикует многочисленные статьи, резко критикуя либеральный космополитизм, демократические устои и философию прогресса. Его романами и статьями интересуется теперь Л. Н. Толстой. Константин Николаевич Леонтьев (1831–1891) проповедует «византизм» – церковность, монархию, сословную иерархию – и в 1891 тайно принимает монашеский постриг.

Многие из его статей, написанных в последние двадцать лет жизни, посвящены судьбе России, тому, что ждет ее в грядущие десятилетия. Удастся ли сохранить Российскую империю? Как она выдержит удары, наносимые ей враждебными нам державами, а также внутренними врагами – революционерами? Продолжит ли свое цветение русская культура, или ей тоже суждено исчезнуть среди всеобщего торжества пошлости?

Ответы, которые он давал себе, были мрачны. Он видел, как угасает цветущая сложность европейской культуры, как все становится «бесцветно […] бессодержательно в том смысле, что оно одинаково возможно везде» (газета «Варшавский дневник», 9.01.1880). Того же с ужасом он ждал и для культуры отечественной. Видел, как все мельчает, упрощается, становится утилитарным, плоским, искажается, гниет.

И плоды этого увядания культуры, которая процветала столетиями, средний европеец, это «орудие всемирного разрушения», спешит разнести по всем континентам, как заразу. Взамен традиционной высокой культуры, бывшей оплотом духа, теперь насаждается либеральный прогресс – в здоровые тела замкнуто живших наций повсеместно вводится, как дурная вакцина, яд прогресса, медленно разъедающий церковные и монархические скрепы государств. И посреди этой распавшийся мертвечины высится теперь, как идеал, как давящая «мозг своею пошлостью» Эйфелева башня (А. П. Чехов. «Чайка»), некая «собирательная бездарность»: безликое, как глина, современное человечество, слепившееся