походе был молодой принц, чью верность императорскому дому Евгений хотел завоевать. Он спросил этого молодого человека, что делает его счастливым (каждый, кто может ответить на этот вопрос, раскрывает, кто он есть на самом деле). Тот ответил: «Те же самые вещи, которые когда-то делали вас счастливыми, ваше высочество, - любовь и слава». Молодой принц записал этот разговор в свой дневник, который он вел на протяжении всей кампании. Он сохранил в своей душе восхищение перед принцем Евгением, «тайным императором в Вене». Когда он сам состарился, он сказал: «Кого можно поставить рядом с ним?» Самоистязающая натура его наводящего ужас отца (который подписывал свои картины in tormentis pinxi) рано лишила юного принца способности любить и быть счастливым. Не секрет, что он часто впадал в отчаяние и подвергался искушению совершить самоубийство. Осталась слава, но и она была горькой на вкус в конце.

Ровно половина века отделяла смерть принца Евгения от смерти нашего молодого принца - короля Пруссии Фридриха Великого. В этот промежуток времени Фридрих ранил Дунайскую монархию без шанса на восстановление. Смертельные удары Священной Римской империи и имперской монархии в Вене были нанесены не Наполеоном, а проигрышем Силезии Фридриху Великому, который привел к поражению в битве при Кёниггреце в 1866 г.

Евгений хотел увидеть империю открытой на востоке, а старые театры военных действий на западе - закрытыми. В его представлении, вероятно, Австрия была связана с «теми обширными землями, по которым протянулись Тиса, Дунай, Драва и Сава и которые омываются Черным и Эгейским морями». «Земли, отнятые у турок, должны быть заселены крестьянами из центра Европы; их сильно сократившееся население таким образом окрепнет, и эти регионы станут самодостаточными путем насаждения в них современных методов ведения сельского хозяйства и производства». В конечном счете, мир должен прийти в Европу путем примирения с Францией, что было целью, которую принц Евгений, несмотря на свою «личную» неприязнь к Людовику XIV, постоянно держал в уме. Если же это оказалось бы невозможным, то союз между Австрией, Пруссией и Россией, по крайней мере, удержит ситуацию в Европе стабильной: иными словами, Союз трех императоров - это то, к чему стремились люди в XIX в.

«Господа, у вас есть только один raison d’Ktre - постоянно подавать пример, прежде всего в час величайшей опасности, но в такой легкой и спокойной манере, что никто не может обижаться». Это требование, выдвинутое принцем Евгением своим офицерам, точно указывает на то «преуменьшение» роли Австрии, которое лучше известно по «Кавалеру розы» Гуго фон Гофмансталя: «легкость» во всем, достигаемая путем того, что ты тайно суров по отношению к себе, но открыт и дружелюбен с другими людьми.

21 апреля 1736 г. император Карл VI, всегда немногословный, написал в своем дневнике: «Около восьми тридцати пришла весть о том, что принц Евгений Савойский, находящийся на службе моей династии с [16]83 года, который с [16]97 года совершил великие подвиги как командующий на поле боя, в 1703 г. стал председателем Военного совета, с 1711 г. был чрезвычайно полезен мне во всем, был найден мертвым в своей постели после долгой болезни. Боже, будь милостив к его душе! Ему шел 73-й год». Многие завистники и враги Евгения обрадовались, что он умер. Принц Лихтенштейн в письме прусскому кронпринцу уже предсказывал, что будет означать его смерть в военном отношении: «Он был величайшим человеком своего века, и, когда он умрет, его, вероятно, ненадолго переживет армия, которая под его командованием добилась стольких побед».

Имперское барокко привязывало людей в городах и сельской местности к знати и духовенству, светскому и религиозному. Его влияние простиралось от городского дворца и сельской резиденции до крестьянской обстановки в единственной жилой комнате, от раскрашенных и лепных небес императорского салона в религиозных домах, от «небесного балдахина», под которым шел император в процессии, до небес со святыми, нарисованными на крестьянских жилищах. Это барокко использовало испанские и итальянские мотивы, которые оно смешивало с чертами окружающего ландшафта; его можно найти не только в наследных владениях Габсбургов, но и на большей части старой имперской территории, не говоря уже о Берлине, дальше на востоке в глубине России и на юго-востоке на турецких Балканах. Имперское барокко в высшей степени политическое, как явствует из созданного мира торжеств и церемоний и его интенсивного приложения к представлению возрожденного мирового порядка в громадном масштабе. Культура этого барокко является Контрреформацией, манифестом победы над турками и «еретиками»; она направлена против «короля-солнце» и его французской рациональности.

Для европейской публики занавес на великой сцене этого барокко, на которой метафорически разыгрываются война и смерть, впервые поднялся вверх в пражском «Театру-ме» 11 июня 1621 г. Казнь «мятежников», восставших против императора и короля Богемии, произошла на открытой сцене. В своем оригинальном значении «театрум» был просто поднятой трибуной. Говоря словами современника, «имперские судьи сидели рядом с воздвигнутым театрумом», а трое муниципальных судей сопровождали осужденных к месту их казни auf die Bbhne (на сцене). В 1652 г. правящий император лично приехал в Прагу. В день его рождения 13 июля на Альтштадтер Ринг (Староместская площадь в Праге) была установлена колонна Богоматери^как памятник победы (Прага была разграблена шведами под командованием Кёнигсмарка еще в 1648 г.). Это знаменует начало Контрреформации в Богемии. В 1918 г. чехи взяли запоздалый реванш и уничтожили памятник.

Победа над турками дала возможность правящему дому и его аристократам-соперникам освободить творческую энергию, скрытую в народе. Несмотря на ее жестокость, мы не можем скрывать от самих себя церемониальный характер этой «военной драмы», в которой Вена - город Золотого Яблока - и турецкая армия образуют волнующий и логический ансамбль. Волнение и великолепие задают тон впечатляющему воинственному и внушающему благоговейный трепет подходу Кара Мустафы к Вене. Он был «Кара черный» (из-за темного цвета лица и его меланхоличного выражения), и он двигался к Вене из Адрианополя с такой огромной армией, что она оставила позади себя для осмотра победителем вьючных животных - до пяти тысяч верблюдов и десяти тысяч буйволов и быков. Кара Мустафа (большой сластолюбец, имевший три тысячи наложниц) передвигался в колеснице, покрытой серебром до колесных спиц, - сам Дарий, Ксеркс или Валленштейн. Поездки Валленштейна, вызывавшие зависть князей Католической лиги, тоже были зрелищными декорациями в драме войны. Кара Мустафа был турецким Валленштейном, который как великий визирь поставил себе цель - завоевать халифат со столицей в Вене для самого себя.

Далее возникло великолепное и устрашающее зрелище - Вена в кольце огня, загоревшегося по приказу защищавшего город графа