Шрифт:
Закладка:
Тольтека рассказал Ворону о предостережении, данном ему Дауидом относительно крепости. Ворон согласно кивнул:
— Знаю. Я бы на их месте поступил так же.
— Да уж, ты-то бы поступил, — ответил Тольтека, но спохватился о только что данном зароке и уже безразличным тоном добавил: — Однако у гвидионцев такая жестокость, кажется, не в обычае.
— Просто сейчас необычное время года. Каждые пять стандартных лет на протяжении примерно десяти стандартных суток с ними что-то происходит. У меня было бы куда легче на душе, знай я точно, что именно.
— Полагаю… — Тольтека сделал паузу. Ему было неприятно произносить подобное вслух, но в конце концов он выдавил из себя: — Дионисийская религия.
— Что-то не верится, — ответил Ворон. — Эти люди знают, как происходит фотосинтез. Они просто не могут верить в то, что магические действия делают землю плодороднее.
— И все-таки подобные церемонии могли у них сохраниться по каким-нибудь историческим или психологическим причинам. — Тольтека представил себе пьяную Эльфави, переходящую, задыхаясь, из объятий в объятия, и его так и передернуло. Однако, если он не скажет это сам, эта мысль придет в голову кому-нибудь другому; а он, продолжал убеждать себя Тольтека, — достаточно зрелая личность, чтобы принять другую культуру, какова бы она ни была. — Они по природе склонны к вакхическим оргиям.
— Нет, — возразил Ворон. — Здешняя культура не более дионисийская, чем наша с тобой — и это справедливо для любого времени года. Поставь себя на их место, и тебе все станет ясно. Их хладнокровие, рассудительность, чувство юмора просто не позволят им принять всеобщую свалку всерьез. Кто-то обязательно должен рассмеяться и испортить всю обедню.
Тольтека неожиданно для себя ощутил к Ворону некоторую симпатию.
— Полагаю, ты прав, во всяком случае, мне хочется в это верить. Но чем же тогда они там занимаются? — И, помолчав минуту, добавил: — Понимаешь, нас ведь, можно сказать, пригласили последовать за ними. Мы можем просто сходить и понаблюдать.
— Нет. Лучше не стоит. Если ты не забыл, в каких выражениях было сделано это уклончивое приглашение, то поймешь: непременным условием нашего появления в Святом Городе было следующее — мы становимся их единоверцами и участвуем в празднествах наравне с ними, какой бы характер ни имели эти празднества. Не думаю, что нам удастся подделаться под них. А если мы в такие минуты отвлечем их внимание — чем дальше, тем более я начинаю думать, что это празднество есть краеугольный камень всей их культуры, — если мы так поступим, то можем потерять их расположение.
— М-м-да, пожалуй… Минутку! Может быть, мы все-таки сможем последовать за ними. По-моему, они принимают какой-нибудь наркотик. Скорее всего это галлюциноген, наподобие мескалина, но, возможно, и что-нибудь вроде лизергиновой кислоты. Так или иначе, это, возможно, и есть основа Бэйла. Ты ведь знаешь: немало народов, в том числе и имеющих достаточно развитую науку, полагают, что с помощью их священного наркотика им открываются истины, не познаваемые никакими иными способами.
Ворон покачал головой.
— Если бы в нашем случае дело обстояло так, — ответил он, — на Гвидионе пользовались бы этой штукой чаще, чем раз в пять лет. Кроме того, вряд ли они стали бы так темнить насчет своей религии. Нам бы откровенно рассказали о наркотике или вежливо объяснили, что мы не прошли обряда посвящения, а посему то, что происходит в Святом Городе, нас не касается. Еще один довод против твоего предположения: они в повседневной жизни избегают употреблять какие-либо наркотики. Им претит сама мысль о том, чтобы нарушать нормальное функционирование организма и нервной системы. Ты знаешь, что вчера я впервые узнал и увидел, что гвидионцы, оказывается, тоже способны злоупотреблять алкоголем!
— Что ж, — раздраженно бросил Тольтека, — может, ты мне тогда объяснишь, чем они там занимаются?
— Если бы я мог!.. — Ворон обеспокоенно огляделся вокруг, и его взгляд наткнулся на бэйлов куст. — Вы уже закончили химический анализ этой штуки?
— Да, всего лишь несколько часов назад. Нам не удалось обнаружить ничего особенного.
— Совсем ничего?
— Э-э… ну да, среди других компонентов его запах содержит один фермент, вероятно, для привлечения насекомых-опылителей. Но он совершенно безвреден. Если бы его можно было вдохнуть в необычайно большой концентрации — скажем, в несколько тысяч раз больше той, что встречается на открытом воздухе, — тогда, может быть, тебя бы немного замутило. Но чтобы словить настоящий кайф — это вряд ли.
Ворон нахмурился:
— И тем не менее у этого куста и праздника одинаковые названия. И из всего, что можно найти на этой планете, лишь с этим кустом не связано никаких мифов.
— Хингес покопался в лингвистической литературе, и мы с ним проанализировали этот вопрос. Не забывай, гвидионский язык происходит от довольно архаичного диалекта англика, мало чем отличающегося от древнего английского. В зависимости от этимологии слово «бэйл» имеет несколько значений: «узелок», «костер», особенно погребальный, «зло» или «горе», а если забраться в глубь веков, мы найдем родственное ему слово «Ваал», обозначающее бога. — Тольтека достал сигарету, постучал ею по ногпо большого пальца и, нервным движением чиркнув спичкой о каблук, закурил. — Тебе нетрудно представить, как в сознании гвидионцев могут переплестись значения столь многозначного слова, — продолжил он, — какая здесь кроется запутанная символика. У этих цветов длинные лепестки, направленные вверх; полагаю, цветущий куст должен сильно напоминать костер — Неопалимую купину религии наших первобытных времен. Поэтому, возможно, он и называется «бэйлов куст». Однако это название может означать «Бог» и «зло». А цветет он как раз во время празднования Бэйла. Таким образом, благодаря всем этим совпадениям бэйлов куст символизирует Ночные Лики, деструктивный аспект реальности… возможно, его самую страшную и жестокую фазу. Вот почему о нем никто не говорит. Гвидионцы избегают создавать мифы, смысл которых столь явно лежит на поверхности. Они не отрицают существование зла и горя, но и не дают себе труда всерьез задуматься над этими явлениями.
— Знаю, — ответил Ворон. — И в этом отношении они походят на нуэвамериканцев. — Последнее слово Ворон произнес с плохо скрытым презрением.
Тольтека почувствовал это и пришел в ярость.
— В других отношениях тоже! — отрезал он. — Включая и тот факт, что вашим кровожадным воякам никогда не удастся устроить на этой планете резню!
Ворон посмотрел инженеру прямо в лицо. То же самое сделал Зио. Зрелище было не из приятных: кошачьи глаза сверлили Тольтеку таким же холодным и неподвижным взглядом, как и глаза человека.
— А ты уверен, — спросил Ворон, — что эти люди принадлежат к тому же биологическому виду, что и мы?
— Ах
