поможет сохранить и культуру, и государственность, и, в конечном итоге, независимость Родины. Он писал: «Помещичьи усадьбы… если суждено им пасть, то вместе с ними опустеют и дворцы, когда же государство лишится последнего и главнейшего своего оплота – Церкви, тогда суждено оно будет на справедливое разрушение!» Возглавлявший Особое совещание С. Ю. Витте называл графа Шереметева «реакционером и ретроградом», а тот в это время писал очерки о дворянских усадьбах и их значении для России.

В 1900 году Сергей Дмитриевич становится председателем Археографической комиссии. Опыт отбора материалов и подготовки их к публикации граф приобрел, еще работая в Обществе любителей древней письменности, членом которой он состоял с 1888 года. Общество ставило своей целью издание «памятников древней письменности и культуры» и тем самым способствовало введению в научный оборот малоизвестных памятников.

Работал граф и в Обществе ревнителей русского исторического просвещения. Впоследствии об этом Обществе напишут, что идеи, которые оно проповедовало, имели «архиреакционную сущность». Но упоминание лишь некоторых его членов, а это были видные историки К. Н. Бестужев-Рюмин, С. Ф. Платонов, И. Е. Забелин, свидетельствует о том, что деятельность Общества приносила определенную пользу. В этом есть заслуга и графа Сергея Дмитриевича. В программных документах Общества он писал: «…Борьба идет совсем не между сторонниками свободы с одной стороны и представителями власти с другой, а между всеразлагающим космополитизмом и русским народно-историческим самосознанием… нужно доказать научно, на основании твердых исторических фактор,… что космополитизм обманно и притворно поднимает соблазнительное для толпы знамя свободы…» В этих строчках отразились сокровенные мысли Сергея Дмитриевича, болеющего за Россию и стремящегося помочь ей.

В 1900 году он становится членом Государственного совета и останется им до 1912 года. Сколь непростыми были для него эти годы, можно судить по брошенным вскользь словам в письмах близким по духу людям: «…Два новых назначения – двух князей – доказывают прочность системы пополнения членов Государственного совета… по этому пути мы действительно дойдем до пределов… Простите… Человека, чувствующего, что ему не поставят в вину слово горечи и обиды – ради любви к Родине!»

Знаменательно, что в 1912 году, незадолго до столь торжественно отмечаемого 300-летия Дома Романовых, он приходит к решению уйти от дел. А 12 июля 1913 года исполнилось 50 лет государственной и общественной деятельности графа С. Д. Шереметева.

Этот день он провел в Кускове в обществе родных и близких. Сотни поздравительных писем, телеграмм и поздравительных адресов были приняты им в эти дни. Вероятно, с особым сердечным чувством читал граф строки, написанные его соратниками по «историческим трудам»: по Обществу любителей Древней Письменности, по Археографической комиссии, по Русскому генеалогическому обществу, от сотрудников Императорской публичной библиотеки, не раз оказывавших графу помощь в его научных трудах. Отметила заслуги графа и пресса. Многие газеты писали о «впечатляющих плодах его деятельности на ниве русской науки».

Интерес к истории у Сергея Дмитриевича появился еще в детстве, чему немало способствовал его учитель Михаил Петрович Мосягин. Список обязательной литературы для чтения, составленный юным графом под влиянием учителя, включал труды Карамзина, Костомарова и Соловьева, многотомное жизнеописание императора Николая I, составленное Шильдером; книги по истории Древнего мира и России… Этой привычке – читать исторические исследования – граф оставался верен всю жизнь. Когда же интерес его сосредоточился на Смутном времени, то самым внимательнейшим образом им вновь были перечитаны труды историков по этой проблематике. К тому времени историография Смуты была представлена именами таких исследователей, как Карамзин, Соловьев, Ключевский, Бестужев-Рюмин, Костомаров, Иловайский, Иконников, Платонов…

Первые профессиональные русские историки – В. Н. Татищев и М. М. Щербатов – при описании событий Смуты следовали летописной традиции и летописным свидетельствам (Скрынников Р. Г. Социально-политическая борьба в русском государстве в начале XVII века. Л. 1985. С.3.) Татищев в основном цитировал произведения XVII века, созданные «в пику» Годунову его противниками. Исследование М. М. Щербатова – значительный шаг вперед. Несмотря на то, что работа Щербатова носит характерное название: «Летопись о многих мятежах и о разорении Московского государства от внутренних и внешних неприятелей и от многих тогдашних времен многих случаев, по представлении царя Ивана Васильевича… собрано из древних тех времен писаний» (Спб., 1771.), автор сделал попытку указать причины социальных катаклизмов конца XVI века. Исследование Щербатова выходит на новый уровень понимания Смуты (у Татищева это лишь «безумная распря знатных шляхетских родов»); для него это «буйство народное», причиной которого прямо называется политика закрепощения крестьян времен Бориса Годунова.

Н. М. Карамзин в своем исследовании Смуты в рамках «Истории государства Российского» не видел сколько-нибудь закономерных причин в выступлении народа и казачества, однако, в качестве причины событий отмечал болезнь («разврат») общества в целом «от черни до вельможного сана» (Карамзин Н. М. История государства Российского, т. 12 Спб. 1843, С. 15.). Если Щербатов разумел под причинами Смуты сугубо экономические аспекты (аграрную политику правительства, не принятую ни дворянством, ни крестьянством, ни боярством), то у Карамзина на первый план выходило «худое происхождение» Годунова, помешавшее ему стать подлинным царем в глазах народа, узурпаторский характер его власти, а также и внешний факто – стремление соседей Московии к ее ослаблению всеми возможными средствами. Вмешательство внешних врагов Карамзин считал главной причиной Смуты.

Абсолютно новую трактовку событий Смутного времени предложил С. М. Соловьев. Отбросив «экономические посылки» народных волнений, поставленные на первый план Татищевым и Щербатовым, автор принципиально отошел также и от Карамзинского подхода к изучению этого явления. Господство внешнего фактора он заменил тезисом о плохом состоянии общественной нравственности накануне событий Смуты и о поврежденных нравах – главной ее причины. Годунов, сам человек болезненно подозрительный, мелкодушный и боязливый, уже олицетворял, по мнению Соловьева, возможность начала социальных катаклизмов. Подобная же болезнь «прикинулась и развилась во всем общественном теле, потому что тело это заключало в себе множество дурных соков. Борьба между князьями за волости сменилась борьбою государей московских… Борьба эта достигла до ужасных размеров в царствование Грозного. Водворилась страшная привычка не уважать жизни, чести, имущества ближнего, сокрушение прав слабого перед сильным…» (Соловьев С. М. Об истории Древней России. М. 1997. С. 280–281.).

Кроме того, развитию конфликтов в московском обществе изучаемого периода благоприятствовало еще одно, указанное автором обстоятельство – стремительное становление и развитие со второй половины XVI века казачьего сословия. Казак виделся Соловьевым как «беглец… из общества», который не мог «согласить своих интересов с интересами государства» (Там же. С. 282.), постоянно действуя вопреки этим интересам. Казак здесь – некий социально-психологический тип. Обладатели «казацкого характера», недовольные своим состоянием, примкнули к вступившим