Шрифт:
Закладка:
–Что ты сделала?
–Я сказала, что ее ребенок родился живым и здоровым.
Риверс закрыл лицо руками.
–Но… зачем я здесь? Почему я не поскакал навстречу врагу… или не выехал на поединок, как предлагал Ричард? О, мой бог, я должен к нему вернуться.
Поскольку такой ответ доставил бы ему меньше всего мучений, Цинтия сказала:
–Наверное, именно поэтому вас хотели разделить.
–Но ты… ты этого не почувствовала.
–Не почувствовала.– Она оперлась на трость, приложила большой палец к ладони.– Думаю, меня… оберегали.
–Тогда это Передир.
–Да,– ответила Цинтия,– без него этого бы не произошло.
Дракон споткнулся.
Византийские наемники почти не питали чудовище, но при этом немалая доля его энергии расходовалась на то, чтобы их кони оставались свежими, дух – бодрым, оружие – сверкающим.
Однако, когда люди Стенли неожиданно ударили по ним с фланга, все пошло наперекосяк: некоторые византийцы умерли, выбросив свою энергию обратно в нервы дракона, другие, охваченные страхом предательства, а еще более смерти, вбирали ее более жадно. Люди Стенли пытались тоже присоединиться к дракону, но они были скорее как пиявки, повисшие на его боках.
Хивел понимал, что ничьей сознательной воли тут нет. Люди просто растерялись, испугались или умерли. Византиец, сидевший в позе лотоса на носилках, как мог, пытался уравновесить комки, нити и пучки силы, а мог он и впрямь много. Хивел заглянул в свой глаз и понял, что осталось лишь немного потянуть, и дракон вновь встанет на ноги.
Хивел со вздохом вставил глаз в глазницу.
И толкнул.
Дракон взвыл; то был не звук, а что-то, прошедшее по нервам, как смычок по струнам. Воины сталкивались, падали, бросались на первого, кого видят. Один из носильщиков уронил византийского чародея, тот свалился на землю и сломал о камень палец на босой ноге; его крик был звуком, однако не слышным средь общего гвалта.
Драконий хвост взметнулся, голова запрокинулась. Хивел ждал. Он мог снова толкнуть там, где все еще требовалось потянуть, но знал, какие будут последствия, и не хотел их вызывать.
Впрочем, это все равно случилось, когда византиец обмотал сломанный палец клочком шелка от одеяния и сильно потянул.
Драконья пасть наделась на хвост и принялась его заглатывать. Чешуя мягчела и таяла, когти отваливались, поршни ломались. Обломки падали на землю и вспыхивали огнем, от которого не занималось ничто настоящее.
Византийцы и бретонцы принялись убивать друг друга чем попало, даже голыми руками. Молодые валлийцы оторопело уставились на ржавые железяки, которые были у них вместо оружия, затем побрели прочь от Редмурской равнины, на запад.
Красный дракон стянулся в кольцо, крутящийся смерч, пожирающий сам себя. Хивелу стало жалко чудовища, не столько его красоту, сколько ушедшую впустую силу; понимают ли люди на равнине, что отдали месяцы и годы жизни меркнущему вихрю багрового света с тьмой посередине?
У Хивела сдавило грудь, острая боль пронзила левую руку и спину. Он прислонился к дереву. Лошадь удивленно ткнулась в него мордой.
Останки дракона тянулись к нему в поисках сосуда, в который влиться. Хивел знал, что дракон может открыть его закупоренное сердце, или дать ему сердце бронзовое, или вообще устранить его потребность в сердце. Надо было лишь дать свое согласие.
* * *
Земля была так завалена трупами, что Дими пришлось спешиться. Он искал Ричарда, который, тоже спешившись, ушел искать Тидира. Дими понимал, что все они были во власти дракона, и не знал, вполне ли они от нее избавились.
Над полем висел густой дым; как только дракон начал падать, обе стороны открыли пальбу. И на каждом шагу лежали баррикады из трупов – одного, двух, трех.
–Ричард!– крикнул Дими.
–Кто здесь?– В дыму возникла спотыкающаяся фигура.
–Ричард? Это вы?
–А кто спрашивает? Если Тидир, то ответ один – бой.
–Ричард, это Димитрий. Дука, брат милес.
–О? Рад встрече, брат. Вместе мы отвезем его вЛондон на телеге.
–Будет ли это честно, Глостер?
Вперед выступил человек в помятых, порубленных доспехах, однако золотая кираса сКрасным Драконом по-прежнему блестела. Забрало уТидира было поднято, но Дими не мог разглядеть его лицо.
–Двое на одного?– спросил Тидир.– По-рыцарски ли это?
–Что ты за рыцарь?– вопросил Ричард.– Что ж, сэр Ничто, сегодня ты отнял у меня все, кроме короны и чести, но их я намерен сохранить. Отойди, брат.
–Что, если он вас убьет, милорд?
–Тогда, разумеется, ты присягнешь мне,– ответил Тидир.
Дими сказал:
–Нет. Если мой господин прикажет, я дам тебе перерезать мне горло, но больше ты ничего от меня не получишь.
Тидир вгляделся в него.
–Кто ты? Какой-то ищущий славы изгнанник?– Он указал на Ричарда.– Вот тебе слава: убей его, и ты – герцог Глостерский.
Димитрий плюнул на землю и встал ближе кРичарду.
Король сказал:
–Не трать слов, сэр Ничто. Мы Балин иБалан, лучшие из братьев.
Потом добавил, обращаясь кДими:
–Я как-то все забывал посвятить тебя в рыцари. Так вот, это сделано.
–Это не могут быть Балин иБалан,– произнес голос неподалеку от них,– ибо в легенде один брат убил другого. Правильнее Гавейн иГарет. Или Агравейн? Я забыл.
Граф Риверс небрежной хваткой держал копье.
–Антони,– неуверенно произнес Ричард,– один раз я тебя простил, но больше такого не будет.
Риверс почти лениво отвел руку. Дими сделал широкий шаг, закрывая короля от копья. Краем глаза он увидел другое движение, блеск металла, и услышал слова Тидира:
–Прочь с дороги, безмозглый…
Меч Тидира вошел ему под мышку; Дими ощутил клинок всем телом, словно порыв холодного ветра. Что-то мелькнуло, и пронзившую его сталь сотрясла дрожь. Копье Риверса вошло в открытое забрало Тидира, иДими понял, что граф неповинен в убийстве на турнире. Преступник не смог бы бестрепетно повторить удар.
Дими обернулся, чувствуя расходящийся внутри холод. Он хотел увидеть Ричарда, но не мог. Кто-то его обнимал, но он ничего не видел.
А потом он увидел огненные колеса и стал ждать вихря и отцовского лица.
В тот вечер на небе было небольшое гало, багрово-алая роза с темной сердцевиной.
Хивел подумал, что это Империя, город света, построенный из растраченных человеческих жизней, а вместо сердца у него пустота.
Убить ее будет труднее, чем дракона, но у нее могут быть уязвимые места, возможно такие же, и она должна умереть.