Шрифт:
Закладка:
– Нарисовано правильно. Давайте делать, пока ищут реагенты.
– Внизу уже готово. Осталось пробросить обратку. Хотел, чтобы при мне закончили, да, наверно, не получится.
– А ты что, собрался уезжать? – спросил Гущин, не желая показывать, что он уже в курсе поселковых сплетен.
Длинный разговор. Кстати, ты не хочешь съездить на рыбалку?
– А там есть где поплавать?
– Искупаться можно, а плавать вряд ли. Горная речка, сам понимаешь. Но места красивые и рыба ловится.
– Я с удовольствием, только у меня ловить нечем.
– Тогда завтра после работы выезжаем, а в воскресенье будем дома. А теперь пойдем посмотрим, что мы натворили.
Идти в цех и собирать пыль настроения не было. Схему, как он понял, Колесников сможет смонтировать и без его помощи, а котельных он повидал достаточно, и любопытство его давно не мучило. Все можно посмотреть и проверить в любой другой раз, например, когда привезут реагенты, а без них и от схемы никакого проку.
– Стоит ли пачкаться?
– Пойдем, может, без меня придется доделывать. Мы быстренько, там и пачкаться негде.
Они спустились на нижнюю отметку, самую грязную и темную даже в хороших котельных. Пыльные стекла не пропускали свет. Темно-серые, почти черные плафоны освещали только потолочные балки и хребты пыли на верхних трубопроводах. И лишь там, где были выбиты стекла, в помещение прорывался дневной свет, яркий, словно от прожектора, и пыль, как мошкара, кружилась в его узких лучах. Колесников шел свободно, не обращая внимания на темноту, хлам под ногами и летящие из щелей в бункерах искры. А Гущин, как ни осторожничал, все равно попал ногой в кучу золы.
– Ну и грязь развели, неужели нельзя хоть изредка делать уборку?
– Ах, Марья Алексеевна, мне бы ваши заботы. Всю зиму пилили на одном котле. Загнали его так, что в апреле он еле вытягивал половину номинальной нагрузки. Все лето ремонтировались. Если ты вычистишь котел, у нас будет два. Но каких сил мне это стоило: работать некому, материалов нет и помощи ждать не от кого. А ты говоришь – грязь. Ты бы посмотрел, какой она мне досталась. После того как провели ЛЭП и законсервировали турбины, на ТЭЦ не ступала нога ни одного из верхних начальников. Если привести сюда Ухова и оставить одного, он заблудится и будет кричать «ау».
В схеме действительно оставалось на полдня работы, и Гущин с тоской подумал об отсутствующих реагентах: окажись они на руднике – через неделю он бы возвратился в управление и готовился к поездке на море.
– Интересно, сколько времени будут искать фтористый?
– А кто его знает. Я бы посоветовал тебе сходить к директору.
– Зачем же прыгать через головы?
– Тогда просидишь здесь до самой зимы.
На лестнице к ним подошел мужчина в спецовке без единого масляного пятнышка и отозвал Колесникова. При Гущине он говорить не хотел. Начальник вернулся в кабинет минут через двадцать. Лицо у него было мрачное. Он встал возле окна спиной к Гущину и долго молчал, а потом резко повернулся и внимательно посмотрел ему в глаза.
– Ты знаешь, сколько ему лет?.. Сорок четыре. И у него шестеро детей. У тебя сколько?
Гущину показалось, что вначале Колесников хотел сказать что-то другое.
– Ни одного.
– Тогда тебе не понять. А у него шестеро и, может быть, внука привезет. Героическая личность. И при этом он всего на семь лет старше меня.
Гущин так и не понял, к чему отнести сообщение о многодетном отце. Колесников что-то не договаривал, наверное, были причины, но не выпытывать же.
– Я домой пойду…
– Ну конечно, фронта работ нет, – сказал Колесников, кривя губы.
На подобные выпады Гущин давно не обращал внимания. Раньше стеснялся и, перед тем как уйти, выдумывал причины: то ему нужно было в техническую библиотеку, то на телеграф переговорить со своим начальством, то еще куда-нибудь – потом надоело. И Колесникова он тоже понимал. Кому понравится, что кто-то уходит с работы раньше, чем он. Но разве Гущин виноват, что ему пока нечего делать?
– Ты бы хоть образцы посмотрел. К твоему приезду вырезали.
В общем-то я, не заглядывая в них, могу сказать, какая там накипь, разве что в толщине немного ошибусь.
– Выходит, зря вырезали?
Почему зря, сами, например, удостоверились. Меня сможете проконтролировать.
– Все-таки доставать или нет?
– Ну конечно, посмотрю.
Колесников встал на колени и выкатил из-под шкафа четыре полуметровых обрезка. Чтобы не испачкаться, Гущин оторвал кусок газеты, поднял крайний образец и посмотрел на свет. Кроме ожидаемого кремния в накипи, по всей вероятности, был приличный процент окислов железа, уж слишком темная была она. Но говорить об этом Колесникову он пока не стал.
В гостиницу он возвращался пешком, чтобы поближе посмотреть речушку, которую утром видел из автобуса. Возле моста он свернул с дороги и пошел по берегу. За первым же поворотом Гущин издалека увидел песчаную косу. А небо над рекой было голубое и только у самого горизонта становилось белесым от редких полупрозрачных облаков, зато посередине высоко стояло слепящее солнце. Настроение сразу повысилось. При такой погоде и на таком песке ждать реагенты можно было целый месяц. Гущин стащил рубашку, прилипшую к влажному телу, и блаженно подставил его солнцу.
В воде барахталось около десятка мальчишек, а чуть в стороне, раскинув руки, лежала женщина. Лицо ее было закрыто книгой. Гущин повнимательнее оглядел купальщиков, высматривая возможного спутника женщины, но, кроме ребятишек, никого не нашел. Он подмигнул сам себе и подошел поближе. Ее голову закрывала пестрая косынка, сквозь которую топорщились бигуди. Книга была обернута газетой.
– Ну как водичка? – спросил он первое, что пришло на ум.
– Простите, я не термометр, – донеслось из-под книги.
– Не дождавшись нового вопроса, женщина приоткрыла лицо и посмотрела на него. Гущин с равнодушным видом короля пляжей выдержал взгляд и, немного помедлив, присел рядом.
– Почему не купаемся?
– А вы?
– Я сегодня не в форме.
С каждым якобы незаметным взглядом ее Гущину становилось веселее. Оставалось услышать, что она отпускница, и тогда хвала снабженцам, которые не достали реагентов.
– А откуда вы приехали?
– Почему обязательно приехал? Я здесь родился.
– Зачем кокетничать. Я знаю всех,
