то ни стало погасить пожар, угрожавший небольшому складу бензина: если бы он вспыхнул и взорвался, неминуемо погибли бы десятки женщин и детей, укрывавшихся в соседнем убежище.

И началось...

— Обычно, когда принесешь домой два ведра воды, то сразу чувствуешь усталость, а тут хоть бы что, — с искренним удивлением говорит Кук, — бегали мы тогда без счета за двести метров, только пыль из-под подошв летела!..

А сверху бомбы. Ракеты. И пламя со всех сторон. Погасили один дом — загорелся другой... Смуглые маленькие девчонки вместе с пожарниками рубили топорами горящие крыши, растаскивали стены, разбрасывали руками обжигающую пламенем солому, чтобы преградить путь огню к бакам с бензином. А те, кто постарше, вели огонь по самолетам, стараясь отпугнуть их, заставить подняться с бреющего полета повыше, туда, где их ждал прицельный огонь точных зенитных устройств.

Ну вот, пожар в конце концов погасили, авиацию Макнамары отогнали, и закопченные девочки Кук и Май, спросив, который час, заглянули на минутку в свою соломенную хижину, обняли 60‑летнюю мать — «Все в порядке, мамочка!» — и, как были в почерневшей от пожара одежде, побежали в школу. (Теперь по случаю непрерывных американских налетов дети учатся здесь по ночам.) Мы просим читателей запомнить именно эту деталь: после всей этой адской истории, подробного описания хватило бы на целый рассказ, девочек Кук и Май потянуло именно в школу!

Подлинная сущность души каждого человека обнаруживается в дни военных испытаний — мы с вами знаем это по себе. И вот, раздумывая над смыслом происходящего сейчас в этой стране, мы непрестанно задаем себе один и тот же вопрос: в чем же источник той небывалой силы, которую народ Вьетнама противопоставляет наступлению механических чудовищ Пентагона? Сознание правоты своего дела? Бесспорно. Решимость защищать свои социалистические завоевания? Конечно. Правильно осознанное чувство национальной гордости? И это верно. Но если все это попытаться обозначить одним словом, то, нам думается, что слово это воспитание, которому коммунисты придают огромное значение.

Могучая сила Вьетнама — его учительский корпус, сформировавшийся в годы великого Сопротивления французским колонизаторам: он обучал детей в джунглях, создавал в подполье целую сеть учебных заведений, вплоть до высших.

Благодаря усилиям прежде всего этих людей, за какие-нибудь двадцать лет (включая годы освободительной войны) коренным образом изменилось мировоззрение миллионов людей, населяющих эту страну, неизмеримо расширились их кругозор и интересы, повысился интеллектуальный уровень нации.

Пусть внешне вьетнамская деревня почти не изменилась. Пусть ее школы еще работают под соломенной кровлей, а ученики готовят уроки при свете керосиновых светильников. Пусть у детей еще бедна одежда и многим приходится бегать босиком. Пусть! Но посмотрите, как резко меняется их духовная жизнь и какие захватывающие дух перспективы открываются на будущее.

Вернемся ну хотя бы к той же молодой крестьянке Ханг, напомнившей нам обликом своим Джоконду. Кто она? Чем живет, о чем мечтает? Кто ее близкие? Отец и мать — крестьяне. В прошлом были неграмотны (до освобождения страны из тысячи жителей этой деревни лишь семеро были грамотны — помещики и кулаки), сейчас они читают и пишут. Старший брат Ханг, Нгуен Ван Сан, уже два года учится в Советском Союзе — он будет лесоустроителем. Младший брат — в девятом классе местной сельской школы. Сама Ханг в свое время не имела возможности учиться дальше пятого класса: надо было помочь родителям и братьям, и она взялась за рукоятку сохи. Обладающая незаурядной силой, девушка слывет одним из лучших пахарей в кооперативе. Но приглядитесь, насколько широк ее духовный мир. Она любит стихи. «О любви, — уточняет она, и лицо ее заливает румянец, — и еще о людях, у которых можно научиться хорошему».

Знает ли Ханг кого-либо из советских писателей? Да, знает многих: она завсегдатай местной библиотеки. Нас нисколько не удивило, когда Ханг сказала, что ее любимый герой — Павел Корчагин: книги Николая Островского очень популярны во Вьетнаме. Но когда она заметила, что ей полюбились герои «Тихого Дона», у нас, признаться, где-то внутри шевельнулся червячок сомнения. «Тихий Дон»? Такое многоплановое произведение, такие сложные характеры людей, чья жизнь столь далека от жизни народов тропических стран...

Но вот представьте себе: наша вьетнамская Джоконда вдруг говорит, с величайшим трудом справляясь с произношением крайне сложного для вьетнамца имени героя «Тихого Дона»:

— Меня очень взволновала судьба Гли-го-лий Пан-теле-витш...

Она помолчала и добавила:

— Пожалуйста, передайте писателю Шо-Ло-Хов спасибо и скажите: мы ждем, что он напишет новый роман — о том, как советские люди победили фашизм. Нам очень нужна такая книга. Она поможет нам воевать...

Вы слышите, Михаил Александрович, в своей далекой отсюда Вешенской? Ваша вьетнамская читательница, крестьянка, которая в эти дни воюет с американскими агрессорами, черпает свое вдохновение из ваших книг и ждет их, как солдат ждет боеприпасов!..

Быть может, кто-нибудь скажет, что история Ханг, так сказать, не типична? Что это — редкое исключение? Нет. Вдумайтесь хотя бы в такие факты. В той же деревне Намгнан из 1200 жителей — 400 детей, и все они учатся в школе второй ступени (по-нашему, в семилетке). Многие из тех, кто ее окончил, посещают школу третьей ступени (по-нашему, 8—10 классы). Среди них и уже знакомые нам сестры Кук и Май. А из тех, кто оканчивает и эту школу, лучшие отправляются дальше — либо во вьетнамские, либо в зарубежные университеты и институты.

Крестьянка Нго Тхи Ньо, участница отряда самообороны деревни, с гордостью сообщила нам, что, пока она тут воюет с американцами, ее муж Нгуен Суан Тхао вот уже три года учится в Советском Союзе и скоро приедет домой на побывку. В Германской Демократической Республике учится еще один крестьянин из этой деревни, Хуанг Ван Нгьем. Через два года он вернется домой инженером.

И сколько таких историй можно было бы еще рассказать! В Тханьхоа мы совершенно случайно познакомились с бабушкой Там. Пока в небе грохотали американские самолеты, она преспокойно сидела на корточках у клумбы перед входом в нашу гостиницу и деловито выщипывала сорные травы.

— Меня зовут Лэ Тхи Там, — представилась она. — Возраст? Ну что же, это не тайна — 55 лет. Работаю садовницей здесь, в этом отеле, восьмой год. Живу тут же рядом. Вон моя хижина...

Так знаете ли вы, что представляет собой нынче второе поколение семьи Лэ Тхи Там, взращенное этой скромной морщинистой женщиной в темной кофте? Слушайте. Ее 24‑летний сын Во Ким Лон вот уже третий год учится в советском институте, вернется оттуда специалистом. Недавно он