Фургон без света привлечет слишком много внимания.

Лучше включить фары.

Яркий свет на мгновение ослепил его. Притормозив, он подождал, пока глаза привыкнут. Затем прибавил газ и продолжил путь. Теперь можно ехать быстрее, не боясь потерять управление и врезаться в один из деревянных столбов, на которые крепилась колючая проволока, разделявшая пастбища.

Ему нужно ускориться. Рассвет не за горами, это чувствовалось по цвету неба на востоке. Пейзаж по-прежнему был укрыт чернотой ночи, но облака уже приобрели металлический оттенок. Скоро железная птица сможет взлететь, и все станет немного сложнее.

Он выбрал ночь именно потому, что полицейский вертолет не мог летать. Точнее, технически никаких ограничений для этого не было, но у аппарата не было нужного свидетельства. Бюрократические проволочки играли ему на руку.

По крайней мере, пока не наступит рассвет.

— Ферма… — сказал он, заметив фасад в отдалении. — Здесь родился отец Иньяки, одного из моих товарищей на Вирхен де Бегонья. Но тебе-то что до этого? Ты никогда в жизни обо мне не заботилась, а теперь хочешь знать, с кем я вожу дружбу…

В одном из окон на верхнем этаже горел свет. День начинался для всех.

Он слегка отпустил педаль газа. Не стоит сильно шуметь. Хорошо еще, что те, кто встают так рано, слишком заняты сборами на работу, чтобы сидеть на подоконнике и смотреть в окно: фургон на грунтовой дороге в такую рань точно вызвал бы подозрения.

— Это все так сложно, ты и представить не можешь, — рассеянно пробормотал он.

Фермерский дом остался позади, и напряжение ушло. Теперь за окном мелькал лишь сосновый бор. Если верить спутниковой карте на телефоне, Бермео был уже близко. Первый этап пути, тот, где ему требовалось пересечь хитросплетения дорог Урдайбая, был окончен. Следующий будет менее укромным, хотя он надеялся избежать внимания полиции. Чем дальше от залива, тем спокойнее должно быть в округе.

— В этом ресторане женился мой двоюродный брат. Моя тетя, точнее говоря, моя ненастоящая тетя, всегда относилась ко мне лучше, чем эта ведьма, — пояснил он, когда фургон поравнялся со следующим домом.

Перед дверью что-то лежало, и он притормозил.

— Сейчас вернусь, — сказал он, выходя из фургона.

С собой он притащил холщовый мешок, из которого торчала добрая дюжина свежеиспеченных буханок хлеба. От них исходил такой аромат, что желудок тут же скрутило от голода.

— Ты же не хочешь? — спросил он, отломив себе кусочек.

Единственная реакция сзади — приглушенный храп.

Вкусно. На мгновение в памяти всплыл образ отца, который ругал его, когда он ребенком ел хлеб с пылу с жару. Сейчас он не мог вспомнить, правда ли у него после этого болел живот, как утверждали взрослые.

Что же, проверим.

Впереди показались жилые кварталы Бермео. По улице шли люди. Их было немного, но больше, чем он ожидал. Конечно, ведь уже семь утра. Тем лучше: чем больше движения, тем меньше шансов быть замеченным. Вид фургонов для доставки у разных магазинов также приободрил его. Его машина теперь не будет так бросаться в глаза.

Сзади послышалось какое-то движение. Сара очнулась и теперь пыталась освободиться. Ее заклеенный рот напрасно взывал о помощи.

— Тише, тише. Все хорошо. Мы почти на месте. Скоро для тебя все закончится.

Мучительные стоны стали интенсивнее, как и отчаянный стук по кузову. Если так будет продолжаться, придется снова дать ей снотворное.

Сколько раз можно вдыхать хлороформ без последствий? Ему не хотелось, чтобы она умерла из-за наркотика, иначе задуманный им финал пойдет насмарку.

Двухэтажные дома Бермео остались позади. Совсем скоро он свернет на перекрестке с главной дороги, которая ведет к мысу Мачичако, и снова начнет петлять по проселочным дорогам между одиноко стоящими фермерскими домами.

— Черт…

А вот и они.

Огни стробоскопа бросали синие отблески на окна близлежащих домов. Где-то можно было увидеть занимающийся рассвет, но большинство окон еще оставались погруженными во тьму.

Пульс участился. Посередине дороги вырисовывались силуэты полицейских. Один из них держал в руках желтый жезл, взмахом которого он остановил внедорожник впереди. За ним на очереди — фургон облицовочной фирмы. Он следующий.

Руки, сжимающие руль, задрожали, и он испугался. Он не может позволить себе расклеиться.

Может, ему развернуться?

Нет, слишком поздно. Это привлечет внимание полиции.

— Ммммммм!

— Заткнись! — приказал он, обернувшись.

Его накрыло чувством беспомощности и паники, которая вот-вот полностью захватит его разум. Его миссия под угрозой. Как он обманет патруль, когда эта женщина стучит в заднюю дверь?

Машина проехала чуть вперед. Теперь остановили фургон впереди. Время на исходе. Полицейский с фонариком осветил окна, заглядывая внутрь. Всего несколько секунд, и каменщиков отпустят.

— Ммммммм!

— Заткнись, черт тебя дери!

По его венам бежала тревога. Ему хотелось открыть дверь и сбежать. Но какой в этом толк? Нет, он не может сейчас сдаться. Он должен закончить свою работу.

Хлеб!

Он совсем про него забыл.

Включив аварийку, он притормозил на обочине и выхватил две буханки из мешка. Сердце стучало так, что он сам это слышал. Возможно, полицейские, которые находились всего в двадцати шагах от него, также почувствовали его тревожные пульсации.

Для начала ему нужно выйти из машины. Он сделал это как можно естественнее, но все равно ему казалось, что вся его походка буквально кричит о его вине. Затем он подошел к первому попавшемуся дому и положил буханки на подоконник у окна. Разве не так поступил бы доставщик из пекарни?

— Ммммммм!

Призыв о помощи был ясно слышен даже на некотором расстоянии от автомобиля.

Его снова посетило желание бежать.

Полицейские, все еще занятые своими делами, кажется, его не услышали.

Снова стон, и на этот раз к нему прибавились удары по кузову.

— Hegoak ebaki banizkio, nerea izango zen. Ez zuen aldegingo…[31]

Он словно издалека слышал собственный дрожащий голос, срывающийся от страха. Но ему не пришло в голову ничего лучше, кроме как что-нибудь напевать, чтобы скрыть шум.

Полицейские посмотрели на него. Он улыбнулся и помахал им рукой. Что еще ему сделать?

— Мммммм!