хотел уж на нее выбраниться, да Весенья, не будь дурой, рукоять не отпустила. Провернула раз. Еще один. Оттого полоз согнулся, назад было одернуться попытался, ее за руку хватая в попытке пытку сию пресечь. Но Весенья уже и сама кинжал дернула, из раны, точно из ножен, оный выуживая. Хлынуло алым, заливая девичьи руки. Никогда в жизни не видала Веся прежде, чтоб столько крови из живого существа выходило. Та била толчками, да стремительно напитывала его рубаху.

Лесьяр в то время, едва с пола поднявшийся на четвереньки, головой мотал. Волосы черные все кровью напитались, а перед глазами и вовсе плыло. Насилу удержался, чтоб наново не повалиться, когда башню очередной волной пошатнуло.

Зато Арьян в себя понемногу приходил. Рукой рану зажал, а Вешу за запястье ухватил, выворачивая. Кинжал со звоном на пол упал, а Веся на колени рухнула, вскрикнув от боли.

— Глупая девка, полагаешь, можно меня этим убить?

— Я и не рассчитывала, — фыркнула через боль, уж и сама шальной взгляд на змея поднимая.

Магик, не без поддержки потанят, на ноги поднявшийся, уже успел выплести кружево, и когда Арьян к нему оборотился, швырнул оное на полоза.

— Ты до такой степени слаб или непомерно глуп? — змей зашелся хохотом, когда на него рухнуло заклятие стазиса. Даже отмахнуться от него не постарался. Силы в нем сейчас плескало сверх меры, не застыл, как с иным бы приключилось, но все ж с места теперь сойти теперь не мог. Впрочем, на кой ему то надобно? Весенью в сторону отшвырнул, а чтоб свить новое проклятие, и вторую руку от раны отнял. И кровь алая теперь аккурат на пол покапала, теряясь в черном тумане, что по камню стелился.

Глава 36

— Слово в слово, — строго вымолвил Лесьяр, глядя Весенье прямо в глаза. Та, сжав зубы, кивнула. С пола подняться даже не постаралась, утерла губу, кою до крови прикусила, когда полоз ее швырнул. С ненавистью поглядела на алый росчерк на ладони. Магик же вытянутые руки к царевичу змееву обратил, пальцы на манер когтей сжимая. Арьян уж хохотать бросил.

— Вы что задумали?! — взбунтовался, да поздно было. Лесьяр заклятие свое, на полоза накинутое, приумножил, пеленая того в нитях силы, аки младенца. Лишь бы на месте удержать. Полоз с ревом принялся выдираться, да только путы крепко сковывали, надежно. Лесьяр, правда, уж весь испариной покрылся, силен враг оказался.

— Potestas terrae, vitae et lucis, omnium rerum industria, — начал тем временем магик. Весенья ему вторила, каждое слово, как могла четко проговаривала, обращаясь к собственному источнику. И теперь, когда Арьян оказался в путах маговых, внезапно поняла, что прежде сила ее точно под наведенным сном пребывала. Вот откуда все произрастало. Видать, змий еще на празднике как околдовал ее, так и держал под контролем, дабы девка не встрепенулась, куда не надобно. Теперь же другим занят был.

«Просыпайся, родненький, давай…» — в груди запекло уж, чаша силы через край забурлила. Откликнулась.

— Hunc locum adiuro ut aeterna carcer fiat pro mala potestate, — навалилась вновь тишина оглушающая, давящая, что в ушах засвистело. Чтобы после очередным взрывом силы от камня волной пройтись. Яростью, злобой лютой та полнилась. Весенью этим всплеском даже по полу протащило на пару шагов. Сбилась на миг, словами давясь.

— Весенья, силу! — перекрикивая грохот и скрежет напомнил Лесьяр. Девица зубы сжала, перебарывая жгучее желание распластаться прямо на этом месте, на холодном полу, да забыться сном вечным. Руку вперед к камню вытянула, обращая собственный жизненный поток на малахит.

— Нет! — взревел Арьян, постигая, наконец, что совершается. Как самого полоза врасплох изловили да воспользовались его же собственным напыщенным ячеством.

Поднялся ураган, что завертелся вокруг малахита, раздаваясь с каждым витком. Камешки да пыль в воздух поднимая. Вот уж до Весеньи достигся, пребольно крошевом по щеке проскользнув. Зашипела девица, но руку не опустила, питала камень, установив уж прочную связь меж ним и собственным источником. Письмена, еще видневшиеся на сети трещин, принялись ярче мерцать да через красноту наново зеленью просвечивать. Остатки черного марева вместе с вихрем истаяли, обнажая каменную кладку пола. И письмена, что напитались кровью полоза, отданной с согласия, да теперь переливались, готовые принять девичью энергию.

— Ego me do, — продолжил Лесьяр, и Веша его слова подхватила тотчас, каждое новое уж легче прошлого давалось. Чего не скажешь о потоке энергии, что точно ее саму наизнанку выворачивал, — potestatem malachitae commendo ut custos fiat in confinio transitus.

Башня задрожала пуще прежнего, вибрации уж вглубь землицы просачивались, точно хотели саму твердь разверзнуть.

— Не сдюжит, — запищал в панике Славка к другу прижимаясь, за ручки схватились, один второго поддерживая. Они позади магика к стенке жались, на потолок в панике глядели. Здесь и там уж не только пыль летела, а камни сыпались натурально, грозя вот-вот кого придавить. Гул нарастал. Ведьма, проклятием заточенная, не желала так просто от своего билета на свободу отказываться, изнутри пробивалась, выпуская одну за другой волны собственной силы темной, черной, точно тьма первозданная. Нитями та никогда не пользовалась, ткала кружево заклятий на самой черной сути незримого мира. Ее вопль уж слышен становился, разъяренный, отчаянный, до поджилок трясущихся пробивающий. Волна за валом от малахита по залу проходилась, вылизывая пол и стены. Все новые и новые трещины проступали. Ежели прежде все кругом тьмой устилало, так нынче изморозью окутывалось. Малахит весь коркой блестящего инея покрылся, точно драгоценный камень теперь во мраке переливался в изумрудных вспышках.

Арьян тоже не собирался сдаваться так запросто, не для того столь долго план свой злокозненный приготовлял, да ведьме поддался, в сговор с ней вступил. Заискрились нити, связывавшие полоза. Лесьяру пришлось все силы на того бросить. Пара поспешных шагов вперед, новый заряд энергии, напитавший плетение. Полоз не сдюжил, упал на колени, через силу голову к магу поворачивая. Одурелый от злости, скалился по-звериному. Затянулись ноги его белесым туманом, чтоб после смениться мощным змеиным хвостом. Лопнули путы, тогда воспрянул царевич с усмешкой на перекошенном в ярости лице. Поднялся медленно, плечами поводя, стряхивая остатки кружева магического. От очередного плетения, магиком на него кинутого, отмахнулся, отбил щитом.

Взгляд змия к Весенье поворотился. Девица все продолжала камень силой питать, хотя сама уж и сидя едва держалась. Рука, коей об пол упиралась, дрожала уже от напряжения. Побледнела вся, под глазами тени залегли.

— Não se deve lutar com os nós e embaraçar tudo, — с каждым словом изо рта клубы пара в ледяной воздух вырывались, но