— Дура, — отмахнулся глава племени. — Я ж говорил.

— Бой? — потерявший дар и без того не слишком искусной речи мужчина опомнился и опустил дубину. — С тобой? За тебя?

Во взгляде отразилось полнейшее непонимание происходящего, ошарашенный жених закрутился на месте, надеясь, что кто-нибудь ему объяснит, что происходит.

Невеста вдруг страшно закричала и метнула жердь. Заострённый конец мог прошить насквозь тело, и лишь инстинкт охотника и защитника спас брата вождя от смерти — мужчина в последний момент увернулся, палка лишь содрала кожу на плече.

— Проиграл! — гордо сказала девушка. — Кровь.

— Ду-ура, — захохотал глава племени.

— Вдова! — крикнула строптивая невеста, бросаясь к трупу любимого. — Это мой муж!

— Ну и дура, — согласился, наконец, брат вождя. — Нужна ты кому!

— Дура! — рассмеялись женщины, тут же понадеявшись на внимание разочарованного жениха.

— Дура! Дура!

— Хал!

— Бой!

— Чего?!

— Хал! Хал!

— Я тобой горжусь, сестра, — вышел из толпы брат молодой вдовы и сел рядом над телом. — Так и надо.

— Да, — поддержала его супруга. — Она молодец. Сильная.

Отец посмотрел вокруг, встретился взглядом с вождём, боясь его гнева, но тот лишь отмахнулся, мол, ну дура и дура, что с неё взять? Хочет одна быть — её проблемы. И горе папаше, который такую вырастил.

— Охотница, не жена, — сказал кто-то в толпе. — Вон какая! Ух!

— Вдова, — зло повторила отвергнувшая брата вождя невеста.

— Я тоже горжусь тобой, — всё-таки поддержал дочь отец, подходя ближе и накрывая окровавленный труп своей шерстяной накидкой. — Правда горжусь тобой, Халет.

Как вернуть чужой народ?

«Я — менестрель верховного нолдорана! Я менестрель верховного нолдорана! Я давал слово! Я оклеветал и предал уже всех, кроме владыки! Назад пути для меня нет! Только вперёд. Только туда, куда укажет верховный нолдоран!»

Аклариквет тяжело опёрся на подоконник роскошных покоев, посмотрел сквозь стекло, по другую сторону которого кружилась метель. Формально никто не держал певца взаперти, как…

Как принца Карнифинвэ, который совершенно безвозмездно помогал менестрелю найти его племянниц, а что сделал продажный музыкант, когда химрингский посланник попал в беду?

«Я — менестрель верховного нолдорана! Но ведь я не всемогущий Вала! Я не могу подчинить волю всех своих артистов и каждого встречного эльфа!»

Понимание, что на одних песнях, какими бы правильными и могущественными они ни были, держать рушащийся хитлумский трон не получается, заставляло паниковать, а также пробуждало отвратительное чувство обиды за обесценивающиеся усилия. Да, порой сопутствуют неудачи, да, не всё в итоге делается с блеском, но ведь старания прикладываются не меньшие, чем раньше, когда сопутствовала удача! Порой и бóльшие! Гораздо бóльшие! Кроме того, вырос риск расправы, а живут артисты всё скромнее! Раньше каждый музыкант королевского театра мог позволить себе любой дом, любые инструменты, любые украшения. А что сейчас? Риск должен быть оправдан хоть чем-то! Не только страхом перед угрозами верховного нолдорана!

Ситуация сложилась поистине пугающая: провалы за провалами в любых делах вне Хитлума начинали выглядеть катастрофически. Барад Эйтель фактически отделилась от королевства и теперь была самостоятельной крепостью, ведущей дела с востоком Белерианда без участия верховного нолдорана. Химринг кивал и соглашался, подписывал бумаги и во всём советовался с королём, однако в решающий момент договоры неожиданно теряли силу, и Маэдрос отдавал приказы, противоположные решениям Нолофинвэ. Очевидно, что такому течению дел способствовала дружба Феанариона с гномьим королём, и повлиять на ситуацию бескровно было невозможно.

Аклариквет посмотрел на падающий снег. Начиналась зима, и если в столице кому-то не хватит тепла в доме, может случиться непоправимое. Конечно, дров ещё очень много, и смертные охотно берутся за тяжёлую работу за скромное вознаграждение, но уже даже они начали спрашивать, почему в Хитлуме не в ходу мирианы.

Схватившись за голову, менестрель посмотрел на бесчисленные музыкальные инструменты, расставленные на полках и полу.

Отданная принцем Финдекано арфа занимала особое место в шкафу и в жизни Аклариквета, однако Вредине-Загогулине было суждено молчать, в отличие от менее титулованных, а порой и безымянных сестёр. Может, вернуть инструмент? Это вполне подходящий повод приехать в Барад Эйтель и лично разузнать, что и как, не создавая прецедент вмешательства короны в дела героя Астальдо.

Паника подкидывала самые разные идеи, менестрель пытался убедить себя, что не стоит поддаваться и начинать что-то делать, поскольку…

«Я — менестрель верховного нолдорана! Я должен исполнять приказы!»

Но что может означать их отсутствие? Если приказа нет, значит ли это…

Что? Что это значит?

Когда отправившийся на восток отряд прислал известие, что миссия провалена, Аклариквет ждал тяжёлого разговора с королём, однако Нолофинвэ не позвал менестреля для беседы, и с тех пор певец даже не знал, были какие-либо советы у короля или нет. Ситуация встревожила, однако музыкант успокоил себя тем, что по возвращении отряда разговор всё же состоится. Но воины и менестрели вернулись, только Аклариквета никто по-прежнему на совет не приглашал.

Почему? Как же так? Что теперь делать?

В ответ на немые вопросы не воцарялось молчание: снег пел вместе с усиливавшимся ветром, шумели ветви, с площади доносились голоса, однако никто и ничто не говорили с менестрелем короля, не звучало в его адрес ни похвалы, ни ругани. Судьба не подавала никаких знаков.

Звуки были, но не для Аклариквета. Для всех, кроме него.

И это понимание доводило до паники.

***

Нолофинвэ посмотрел на воина, стоявшего перед троном своего короля и неуверенно поджимавшего губы.

— Значит, идея повторить поступок лорда Финдарато оказалась неудачной? — спросил верховный нолдоран, делая невозмутимый вид.

— Да, мой король, — кивнул Нолдо.

— Ты руководил этим походом, Арминас, скажи, как ты думаешь, почему миссия провалилась?

Воин не знал, что ответить. Поход изначально казался сомнительной затеей, и на такое нелестное впечатление не могли повлиять никакие громкие слова, доносившиеся с каждой башни:

«Вольный народ умножил силу и численность, а с ними и храбрость, и пусть произошло это на чужой земле (то есть без траты наших ресурсов), настало время вернуть смертных законному королю».

О том, что это, согласно договору, люди Оссирианда, деликатно умалчивалось, и хитлумский отряд вышел в путь на восток.