полную грудь девушки, слегка поддерживаемую каким-то кружевом. Волосы Маргариты призывно падали на оголённое плечо. Глаз было не разглядеть в сумраке, но инспектор не сомневался, какие в них закручиваются гипнотические спирали.

Он коротко вздохнул, словно перед прыжком в воду с вышки, и сказал:

— А ведь Юрий Геннадьевич, признаться, сомневался. В отличие от меня.

— В чём? — едва слышно отозвалась Маргарита, но её голос предательски дрогнул. — Ты про что, милый?

Влад хмыкнул.

— Знаешь, в чём, всё-таки, ваша главная ошибка?

— Наша? Не понимаю тебя, — Маргарита села на кровати и подтянула двумя руками покрывало к подбородку.

— Тебя и твоих работодателей. Настоящих, я имею в виду, а не тех, что по легенде.

— О чём ты говоришь?!

— В том, что вы слишком уж понадеялись на твоё актёрское мастерство и на женскую красоту, которая, надо признать, у тебя и в самом деле сногсшибательная.

В этот раз Маргарита ничего не ответила, опустив голову вниз.

— Какой план был дальше? — поинтересовался инспектор. — После соблазнения? Скопировать данные с моего личного смарта? Навязаться ко мне в провожатые ещё и в Преторию? Потом вербовка, основанная на шантаже? Статус двойного агента, а взамен все сокровища мира?

— Какую чушь ты несёшь, — глухо отозвалась Маргарита, не поднимая головы.

— Я офицер службы безопасности Юстициона, — сказал Влад. Спокойно сказал, без неуместного пафоса. — У меня осталась в России беременная красавица-жена. Интересно, на что вы, черт побери, рассчитывали?

— На то, что ты настоящий мужчина, — тихо, но уже зло пробормотала Маргарита.

— Разве в этом проявляются черты настоящего мужчины?.. Эх… психологи. Небось, у вас там целый отдел моим моральным обликом занимался? Вот, знаешь… Как бы тебе объяснить? Однажды… Давно… Когда я был еще совсем юным, я едва не погиб в одной экспедиции. Лежал в лесу на руках у друзей, и уже начиналось заражение крови. В такие моменты, кроме боли, ты испытываешь… просветление какое-то, что ли. Те убеждения, что сидят в твоей голове, и благодаря которым ты и живешь на этом свете так, как считаешь нужным, они, эти убеждения становятся тонкими-тонкими, почти прозрачными. И ты понимаешь, что всё может быть совсем не так. Иначе! Тебе приходится признаться, что ошибаются все и, может быть, тебе уже не придётся когда-либо донести эту простую истину до других. Когда-то я боролся с системой. Но потом сам стал её частью. И стал сознательно, понимаешь? Я понял, что созидательная технократия — это мой билет в будущее. В то будущее, в которое я стремлюсь. И то, за которое я всегда буду бороться. Не знаю, поймешь ли ты меня, но я должен был это сказать.

— И что теперь? — тихо произнесла Маргарита в простыню. Она уже натянула покрывало на голову.

— Ничего, — Влад пожал плечами. — Завтра утром отправишь плановый отчёт своим заказчикам и улетишь в Брюссель. Всё равно задание ты провалила.

Маргарита, не сдержавшись, всхлипнула. Влад увидел, как дёрнулись её плечи.

— Это ни к чему, — заметил Исаев. — Я достаточно насмотрелся на твои актёрские способности. И, кстати, почти вся информация, которая до тебя доходила и которую ты, безусловно, переправляла в центр, была согласована и со Стрелковым, и с нашим руководством в Москве. Все общие встречи, все «пароли и явки». Нам пришлось для правдоподобности позволить тебе узнать действительно секретные и конфиденциальные данные, но они не имели стратегической важности. Рассказать, где ты прокололась в первый раз?

Маргарита неопределённо мотнула головой, и было не совсем понятно, что это означает.

— Как ты очутилась в парке, где я встречался с журналистом? Я тогда отключился, но перед этим, краешком сознания успел тебя заметить. Об этой встрече ты никак не могла знать. Но твои кураторы, которые, несомненно, меня «вели», переполошились и не придумали ничего умнее, как отправить тебя на место ЧП. Ты ведь правда, надеялась, что я тебя тогда не увидел?

Маргарита сдёрнула покрывало с головы. Её прическа растрепалась, и волосы забавно торчали в разные стороны. Влад почему-то подумал, что сейчас она похожа на фурию. На очень красивую фурию.

— Были и другие проколы, — безжалостно добавил Исаев. — И подозрительная скорость в принятии решений по новой командировке, и внимание к неинтересным для статуса переводчицы документам, ну и вишенка на торте — выдуманная история про зловещего соглядатая, окончившаяся бездарной инсценировкой похищения. Но тут понятно: оставалась последняя ночь для реализации коварного плана, и надо было как-то затащить меня в номер. Поэтому и пришлось так нелепо импровизировать. Но и тут вы оконфузились. Ты, правда, считала, что я не докопаюсь до сути? Вы с сообщниками знали, что я пойду на тренировку, знали даже приблизительное время, но не знали его точно! А ведь надо было похищать тебя именно в тот самый момент, когда я поверну за поворот гостиничного коридора. Поэтому вам пришлось ждать двумя пролетами выше, на лестнице. Как только сработал датчик моей двери, вы поспешили вниз, чтобы разыграть всю интермедию. Вы почти правильно выбрали место ожидания, выяснив, что для гостиничных камер это слепая зона. Но не для противопожарной системы, которая просматривает все запасные выходы из здания, а лестничный пролет таковым, несомненно, является. Так что у меня есть чёткая видеозапись с противопожарной камеры. Неоспоримое доказательство.

— Хватит, — отрывисто сказала Маргарита, и Влад даже порадовался, что сейчас не видит её глаз. — Не говори больше ничего.

Исаев пожал плечами и меланхолично уставился в окно. По панораме как раз пролетала большая голубая планета, очерченная переливающимся перламутровым куполом.

* * *

— Получается, наши китайские товарищи от переговоров по практическому сотрудничеству уклонились? — спросил Влад, глядя, как Стрелков смотрит на себя в зеркало, поправляя и без того безупречно сидящий на нём костюм для дипломатических приёмов. Они встретились утром в номере Юрия Геннадьевича. Исаев рассказал о ночном инциденте, а сейчас они обсуждали итоги поездки.

— Я не сомневаюсь, что у них были на то свои причины. Китай всегда старался дистанцироваться от всевозможных альянсов, тем более, если это затрагивает политические союзы. Они ведь всё время были сами по себе. Пожалуй, только Россия после того, как в ней окрепла созидательная технократия, была в мире более автономной. Но если у нас это был естественный процесс, все интересы общества начали стремиться вовнутрь, так как нам стало интереснее самим развивать такую экономику, нежели двигаться вперед за счёт международного сотрудничества, то у Китая это являлось исторической доктриной и национальною особенностью.

— А не может быть так, что они знают что-то, чего не знаем мы?

— Может. Но я уверен, что у них есть лишь косвенные догадки. Как и у нас, кстати. Во