Когда мы замолчали, я увидела сквозь высокие конусы фиолетовых и голубых цветов Киерана, который двигался по саду, не отставая от нас. Если он старался быть незаметным, ему это не удалось. Королева Элоана увидела, куда обращено мое внимание.

– Тебе придется привыкнуть к тому, что в нескольких шагах от тебя всегда кто-то идет.

Я перевела взгляд на нее.

– Когда я была Девой, меня сопровождало много теней.

– И мой сын был одной из них. – Она остановилась перед высоким кустом с бледно-розовыми цветами, который образовывал арку над каменной скамьей.

– Да, был.

– Не возражаешь, если мы сядем? – спросила она. – Я гораздо старше, чем выгляжу, а в последние пару ночей почти не спала.

Интересно, сколько же ей лет? Я села.

– У меня есть к тебе вопрос, – произнесла она, усевшись рядом со мной. – Вы с Кастилом… – Она сделала короткий вдох, но я все равно это почувствовала – сильное страдание, когда она медленно выдохнула. – Вы планируете найти и освободить Малика?

Так вот о чем она хотела поговорить наедине. Я собиралась ответить, но остановилась – мне незачем лгать. Мы с Кастилом больше не притворялись влюбленными, чтобы добиться своих целей. Мы в самом деле любили друг друга, и это не изменило того, во что мы верили и чего хотели достичь. Однако когда сосредоточилась на ее эмоциях, в моем горле возник терпкий, горький вкус страдания, и я не хотела его усиливать.

Но если надеялась наладить отношения с матерью Кастила, я не могла строить их на лжи.

– Да, мы планируем найти и освободить Малика.

– Вот зачем мой сын захватил тебя? – Ее янтарные глаза ярко вспыхнули – слишком ярко. – В самом начале? Он похитил тебя?

Я кивнула.

– Он собирался использовать меня для обмена. И по этой причине мы первоначально решили пожениться.

Она слегка склонила голову.

– Почему ты согласилась?

– Потому что мне нужно увидеть брата, узнать, кем он стал. И у меня будет на это больше шансов с Кастилом, чем в одиночку, – призналась я. – Вот почему я изначально согласилась выйти за него замуж, и неважно, родной ли мне брат Йен или нет. Он мой брат. Вот все, что имеет значение.

– Ты права. Он твой брат, как и люди, которых ты помнишь как родителей, – твои родители. – Она помолчала. – И как ты думаешь, что ты обнаружишь, когда увидишь брата?

Этот вопрос так напоминал вопрос Кастила, что я невольно улыбнулась.

– Надеюсь, что найду брата таким, каким его помню, – добрым, заботливым, терпеливым и забавным. Полным жизни и любви.

– А если это окажется не так?

Я на миг закрыла глаза.

– Я знаю Йена. Если он превратился в холодное и бессмертное существо, которое живет за счет крови детей и невинных? Это будет медленно убивать его – убивать того, кем он на самом деле является и кто продолжает жить. Если он станет таким, я подарю ему покой.

Королева Элоана пристально посмотрела на меня, и ее горе пронзило что-то, напоминающее уважение, вместе с теплым, ванильным вкусом сострадания.

– Ты сможешь это сделать? – тихо спросила она.

– Мне не хочется это делать. – Я смотрела, как ветерок колышет высокие цветы. – Но придется.

– А сейчас? Ваш план по-прежнему в силе?

– Да, – ответила я, но не остановилась на этом. – Но мы не притворяемся влюбленными, чтобы достичь своих целей, ваше величество. Я люблю вашего сына, и знаю, что он любит меня. Когда я сказала, что он первое, что когда-либо выбрала сама, я не лгала. Он… – Я улыбнулась, продравшись через спутанные эмоции, из-за которых мое горло сжалось. – Он для меня все, и я пойду ради него на что угодно. Не знаю точно, когда это изменилось для нас, но мы оба влюбились друг в друга задолго до того, как я узнала, что Хоук – не основное его имя. Ничего из этого не отменяет того, как мы к этому пришли, – через обманы и предательства. Но сейчас мы здесь – и это все, что имеет значение.

Она сглотнула.

– Ты в самом деле простила ему предательство?

Я немного задумалась.

– Думаю, прощению придается слишком большое значение. Простить легко, но гораздо труднее забыть. Понять и принять гораздо важнее, чем простить. Я поняла, почему он лгал. Это не значит, что я согласна, но я это приняла и живу дальше. Мы оба живем дальше.

Она склонила голову и кивнула. Я не знала, поверила ли она мне. Душевная боль заглушала все остальные ее чувства. Прошло несколько мгновений.

– Как ты думаешь, Малик жив? – спросила она.

– Кастил считает, что жив.

Ее взгляд стал пронзительным.

– Я спросила, думаешь ли ты, что Малик жив. А не что считает мой сын.

Я застыла, глядя через ветки туда, где спиной к нам стоял Киеран.

– Он… должен быть жив. Не потому что я так хочу ради Кастила и ради вашей семьи, но как еще мог вознестись мой брат? Мы не уверены, что они держат в плену еще одного атлантианца. – Я подумала о безымянной и безликой женщине, которая, возможно, была моей родной матерью. – И герцогиня Тирман утверждала, что Малик жив. Она не самый заслуживающий доверия источник, но думаю, она сказала правду. Только я не…

– Что? – не дождалась она, когда я замолчала.

Я почувствовала в ней крохотную искру надежды.

– Только не знаю, в каком… состоянии он будет, – закончила я.

Я сцепила пальцы на коленях, приготовившись к новой волне боли от королевы. Глаза защипало от слез, когда я посмотрела на нее. Она сжала дрожащие губы.

– Простите. Я представить не могу, каково вам. Знать, что они обратили моего брата и, возможно, самую близкую подругу, уже достаточно тяжело. Но это другое. Мне так жаль.

Она дышала так, будто воздух был полон осколков стекла.

– Если он жив, и они так долго используют его? – Ее взгляд встретился с моим и обратился к небу. – Может, было бы лучше, если он…

Она не закончила фразу, но в этом не было необходимости.

– Если он был бы мертв?

Ее плечи дернулись, и она быстро заморгала.

– Ужасно так думать, правда? – Она прижала руку к груди и несколько раз сглотнула. – Особенно для матери, ужасно желать такое собственному ребенку.

– Нет, но это… реальность, – сказала я, и ее взгляд метнулся в мою сторону. – Если вы так думаете, это не значит, что вы его не любите, не переживаете за него и не надеетесь, что он еще жив.

– Как ты можешь говорить так, когда знаешь, что в глубине души я желаю, чтобы он перешел в Долину?

– Вы знаете, что я могу ощущать эмоции, – заметила я, и она сжала губы. – Я чувствую ваше горе, но также вашу надежду и любовь к сыну. Знаю, что это реальность, – повторила я, ловя ее взгляд. – И я не считаю неправильным желать любимому человеку обрести покой. Я люблю своего брата. То, что мне, возможно, придется сделать, не меняет моей любви к нему.