Шрифт:
Закладка:
– Что?
Королева Атлантии повернулась ко мне.
– Ее называют королевой Крови и Пепла.
Я не только никогда не слышала этого титула, он показался мне бессмыслицей.
– Но Последователи и атлантианцы…
– Используют это выражение? Мы не первые, как и Последователи не первые, кто носил те маски. Когда Кровавая Корона основала свою династию, они провозгласили себя королевой и королем Крови и Пепла, имея в виду силу крови и то, что остается после разрушения.
– Я… этого не знала, – призналась я.
– Эти слова – этот титул – важны для нас. Они означают, что из крови тех, кто пал от рук Вознесшихся, и из пепла всего, что они разрушили, мы все равно восстанем. – Она склонила голову набок. – Для нас эти слова означают, что, вопреки тому, что с нами пытались сделать, мы не сломались. И мы восстанем снова.
Я обдумывала услышанное. Королева пошла дальше, и я последовала за ней.
– Знают ли Вознесшиеся, почему Последователи и атлантианцы так говорят?
Она слегка улыбнулась.
– Знают. И уверена, их сильно беспокоит то, что мы взяли их титул и превратили в нечто совершенно иное.
Исходящая от нее волна удовлетворения вызвала у меня ухмылку.
– Вот почему ты никогда не слышала этот титул. Сомневаюсь, что большинство ныне живущих смертных и даже некоторые Вознесшиеся его слышали. Они прекратили им пользоваться несколько столетий назад, примерно в то время, когда первые Последователи начали оставлять надписи с этими словами. Король с королевой постарались дистанцироваться от этого титула, но он отражает то, какие они. – Она поймала мой взгляд и пошла дальше. – Что касается нападения, в котором погибли твои родители, а ты получила шрамы. Тебе очень повезло остаться в живых.
У меня ушло некоторое время, чтобы понять, что мы сменили тему.
– Да, – согласилась я и задумалась. – Полагаете, я выжила благодаря моей кровной линии?
– Пожалуй, да. В юном возрасте атлантианцы почти как смертные, но ты… Ты другая. Видимо, в тебе сильнее линия божества, и она тебя защитила.
– Я…
Я замолчала, и она, не дождавшись продолжения, бросила на меня быстрый взгляд.
– Что?
– Большую часть жизни удивлялась, как я выжила в ту ночь и почему… была избрана Девой. И теперь, когда знаю, почему, у меня еще больше вопросов, потому что мне столько лгали. Очень многое нужно осмыслить.
– Но похоже, ты как раз этим и занимаешься.
– Потому что у меня нет иного выбора. Я не могу отрицать. Мне становится дурно при мысли, что, должно быть, сделала Кровавая Корона, чтобы создать меня.
А еще меня пугала мысль, зачем они все это делали. Но на этом я сейчас сосредотачиваться не могла.
– Не только с той, кто могла быть моей матерью, но и с Малеком. Я знаю, что он не был хорошим человеком, но все равно – личностью. И тем не менее чувствую себя… отстраненно. Мне жаль, и я им сочувствую, но они незнакомцы, и это не меняет того, кто я. Неважно, во что верил Аластир и Незримые. Я не только кровь, которая течет в моих венах.
– Нет, – сказала она чуть погодя. – Я тоже так не думаю.
– Правда? – удивленно выпалила я.
Она слабо улыбнулась.
– Я помню божества, Пенеллаф. Хотя многие проявляли склонность ко всевозможным злодеяниям, не все они были такими. А другие? Если бы они впали в спячку, как боги, кто знает, что стало бы с божествами? Мы никогда не узнаем. Но Малек… он не был плохим человеком, Пенеллаф.
Хотя я только что призналась, что Малек для меня лишь незнакомец, меня наполнило любопытство и потребность узнать больше о человеке, который был моим отцом. Вполне естественно.
– Не был? – наконец спросила я.
Она покачала головой, и ее черные волосы блеснули синевой на солнце.
– Он не был плохим правителем. Долгое время он правил честно и справедливо. И он мог быть очень великодушным и добрым. Он никогда не обращался со мной плохо или умышленно грубо.
– Он изменял. Постоянно, – вырвалось у меня, и я тут же пожалела, что высказала свои мысли. – Простите. Мне не следовало…
– Не нужно извиняться, – сказала она с негромким смешком. – Он изменял. Да, постоянно. У мужчины две головы, и ты можешь предположить, которой он пользовался чаще.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду, а когда до меня дошло, я вытаращила глаза.
– Но когда мы познакомились, он таким не был. Только под конец начала подмечать в нем это… брожение. Это сильнейшее расстройство, которое, как я решила, возникло еще до того, что он сделал со своей любовницей, потому что он превращался в нечто иное. Я… не знаю, что произошло, чтобы он изменился настолько, что больше не довольствовался мной и жизнью, которую мы пытались построить. Почему исчезли великодушие и доброта, которые некогда были его второй натурой. Но знаю, что моей вины в этом нет, и я давно перестала беспокоиться, почему он искал полноты и смысла в объятиях других женщин. Я пытаюсь сказать, что твой отец не был монстром, Пенеллаф. Он был божеством – самым могущественным из всех. Но при этом он был человеком, который заблудился.
Я сильнее зауважала ее. Ей было бы так легко изобразить его одной краской, и я бы ее в этом не винила. Но она хотела, чтобы я знала: в этом человеке было и что-то хорошее. Я стала дышать чуть свободнее. Я оценила ее поступок больше, чем она, наверное, осознавала это.
Но эта история вызвала у меня еще один вопрос.
– Вы сказали, что преследовали его, потому что…
– Потому что он мстил бы мне. Мстил бы Атлантии. Когда Совет потребовал, чтобы он разобрался с любовницей, которую вознес, он решил, что Совет его предал. А когда я расторгла брак и заняла престол при поддержке Совета, стало еще хуже. Он не мог в это поверить. Что его – божество и потомка Никтоса – могли свергнуть. – Она убрала с лица завиток волос. – И под конец наши отношения… совершенно испортились. Он бы вернулся, а после того, что сделал, он больше не годился в правители.
– А Кастил годится, как вы думаете? – спросила я, рискуя снова оказаться в ситуации, когда мне придется извиняться. – Он сделал то же, что и Малек. Он понятия не имел, что я не стану вампиром.
Она окинула меня взглядом. Мы проходили мимо кустов гибискуса с лиловыми и ярко-красными цветами.
– Но я не думаю, что Кастил попытался бы занять трон, если бы ты стала вампиром. Я знаю своего сына. Он бы забрал тебя и уехал, не рискуя твоей жизнью в Атлантии. Малек же хотел и Атлантию, и свою вампирскую любовницу. Хотя меня беспокоит риск, на который пошел Кастил, ситуации не одинаковые.
Она права. Ситуации не одинаковые. И она была права насчет того, что сделал бы Кастил.
Хотя если бы я вознеслась в вампира, Кастил уничтожил бы немало людей, прежде чем уйти.