— Стефа?

Хаджару казалось, что он видит мираж. Нет, это не могла быть Стефа — он оставил ее позади. Где-то там, в глубине дорог его жизни. Уже почти семь лет прошло с тех пор, как видел ее. И сотни тысяч километров теперь разделяли их.

— Ты запомнил мое имя после выступления? — удивилась девушка.

Внезапно Хаджар вспомнил разговор Неро и Сириуса.

“У нас в городе выступает цирк уродов!” — прозвучали слова казненного им же чиновника.

“Пойдем посмотрим на цирк уродов…” — говорил Неро.

— Да, миледи, — слегка поклонился Хаджар, сдерживая в горле непрошеный тугой комок.

— Миледи, — повторила Стефа. Такая же красивая и страстная, какой он ее запомнил. — Так меня еще никто не называл. Хотя нет — был один, но он уже давно мертв.

Каков был шанс, что в отдаленный форт приедет цирк, в котором Хаджар провел пять лет своей жизни? Примерно такой же, что он встретит в горах среди пленных ниточку, ведущую к подземному городу. Месту, готовому открыть тайны заклинаний.

Хаджару на миг показалось, что все дороги его жизни сплелись в единую нить, которая клубком обвязалась вокруг этого форта и грядущей битвы. Будто сама судьба вела его сюда, как и людей, кто помогал этой самой судьбе.

— Что вы делаете под таким дождем? — спросил Хаджар, убирая меч в ножны. Он поднял с земли свой плащ и укрыл им плечи Стефы.

Когда-то давно она была выше его. Теперь же едва дотягивала до груди.

— Мы давали представление в вашем лагере. — Она не сомневалась, что видит перед собой военного.

Взгляд мечника, его осанка, его походка и уверенность в себе — всего говорило, что это был солдат. И все же Стефа еще никогда не видела такого интересного мужчину. Несмотря на то, что он выглядел, как холеный сын вельможи, в нем за версту чувствовались сила и мощь. Как от дикого зверя…

— Тогда вам стоит вернуться обратно, — Хаджар указал направление к форту. — А еще лучше — уезжайте на запад. Скоро здесь будет опасно находиться.

— Да, — кивнула Стефа, — мы уезжаем завтра.

Завтра… Почему-то Хаджар знал, что уже больше никогда не увидит эту девушку. Завтра их дороги, вновь соединившиеся на пути жизни, разойдутся навсегда.

Она стояла так близко к нему, и от нее пахло так же, как и всегда. Костер, трава и какой-то сладкий цветок.

— У тебя очень красивые глаза, солдат.

Ее тонкие, натруженные пальцы коснулись его щеки.

Внезапно она спросила:

— Мы точно никогда прежде не виделись? — Ее пальцы перебежали чуть ниже, запутались в волосах и съехали по шее к ключице. Она притянула его чуть ближе. Так, что по коже замаршировали мурашки от жаркого дыхания. — Как тебя зовут, солдат?

Хаджар смотрел в ее глаза. В них не было ни страха, ни печали, только жажда жизни. Полной, яркой и свободной.

Вместо ответа он крепко прижал ее и обнял. Он снял капюшон и зарылся лицом в волосы. Намокающие, но такие душистые.

Она обняла его. Чувствуя, словно прижимается к свирепому хищнику. Пугающее и оттого дурманящее женщину чувство.

Они любили друг другу прямо там. Кинув на холодную землю плащ и умываясь реками дождя. Хаджар брал ее сильно, а потом нежно-нежно, а она отдавалась страстно и горячо.

Сколько это продлилось, Хаджар не знал, но когда он открыл глаза, то лежал на своем плаще один.

Стефа никогда не оставалась с одним мужчиной. Она никогда не задерживалась на одном месте. Она была свободна, как ветер над бескрайней долиной. Вместе с людьми, но наедине с целым миром.

Хаджар проглотил тугой комок и посмотрел на восток.

Он прощался с ней и отпускал свое прошлое. Тот темный сгусток, зависший у его сердца. Тот год в темнице, полный пыток и боли. Те пять лет жизни безвольного раба. Годы, проведенные с Эйне и ее матерью в роли музыканта в борделе.

Он отпускал это все. Отпускал боль, грусть, оставляя лишь редкие моменты радости. И оно уходило.

Внезапно Хаджар поднялся и взял в руки меч.

Все так же шел дождь, которому было безразлично, на кого проливать живительную влагу. На демонов или богов, героев или врагов.

Хаджар снова начал с ним битву, но на этот раз его меч не резал капли. Нет, он будто бы каждый раз находил брешь между потоками дождя и огибал их. Каждый раз отыскивал тот практически несуществующий миг, когда между мириадами капель открывался проход.

Хаджар вновь сделал шажок навстречу далекой вершине. Теперь он знал маленькую тайну об этом мире. О том, что он не должен был с ним бороться. Какой в этом смысл, если он мог принять его в себя. Принять целый мир.

— Спокойный ветер, — произнес Хаджар, принимая вторую стойку техники Травеса.

Все так же падали капли дождя. Только теперь они не трогали ни Хаджара, ни его пляшущий в воздухе меч. Они, будто натыкаясь на невидимую преграду, обтекали воина стороной.

Если “крепчающий ветер” был атакующей стойкой, то “спокойный ветер” — защитной.

Хаджар взмахнул клинком, и призрачный удар пролетел все девятнадцать шагов, пока не исчез во тьме.

Он почти достиг второй стадии мастерства владения клинком. Почти стал единым с миром.

— И все же этого достаточно. — Хаджар убрал клинок и поднял сброшенную одежду.

Он еще раз посмотрел на запад. Да, вторая стойка называлась “спокойным ветром”, но она навсегда будет связана с одним именем — Стефа.

Хаджар возвращался в лагерь. На данный момент он достиг абсолютного максимума своих возможностей.

Оставалось лишь одно — ждать войны.

Глава 66

Хаджар вглядывался в линию горизонта. Там, на востоке, поднималось солнце. Ненадолго стих бесконечный дождь, и рассвело лишь затем, чтобы в следующий миг обернуться кровавой пеленой нового дня.

Два миллиона воинов стояло за спиной Хаджара. Кто-то в легкой броне, иные закованы в тяжелые латы.

Отряд Догара всегда занимал первые ряды и держал центр. Именно поэтому считалось, что пережить даже одно сражение в этом отряде было практически невозможно.

Сам Догар теперь выглядел не как медведь, а как гигант из старых легенд. В кожаной броне, закрытом шлеме, боевых латных перчатках, он был свиреп и страшен. Его грудь пересекала перевязь с кинжалами, а у левого плеча