— Анкета — это другое, — Кайсаров насмешливо дергает уголком рта, — хотя видел, не скрою. Немного мои ребята успели о тебе нарыть информации,  все-таки наша сегодняшняя ночь была посвящена Стелле…

— Какое счастье, что возраст — не препятствие для личной жизни, — я не удерживаюсь от колкости.

— Да, чувство юмора и мозги у тебя определенно от деда, — Кайсаров покачивает в пальцах черную чашечку с кофе, — красивая и гордая ты в маму. А в меня что?

— Ну, точно не нос, — я мысленно воздаю должное, что меня пронесло мимо этого, вот Лике, например, повезло меньше, — сейчас, погодите, Дмитрий Алексеевич, я припомню самую паскудную черту моего характера, вот она — наверняка у меня именно от вас.

— Значит, отец Маруси, — Кайсаров пропускает мимо ушей мою очередную колкость, а затем уточняет уже более вероломный факт, — не муж?

— Ну, я бы очень хотела за это поблагодарить мою сестричку, — раздраженно откликаюсь я, откидываясь в кресле, — Оскар за исполнение моей роли, пожалуйста, передайте ей. Если принимаются мои пожелания — лучше б этим Оскаром дать ей по голове, чтоб мозги на место встали. Хотя это наверняка расстроит маму, пусть живет. Лишь бы подальше от меня.

— И где же отец Маруси сейчас? — Кайсаров отхлебывает кофе, а у меня начинает снова шебуршиться холод в желудке. — Я так понял, с вами приехал дядя. Маша сказала, что “папа вчера заболел”, но я прекрасно понимаю, что ребенок всего может просто не знать. Вы ведь не зря именно вчера ко мне приехали. Заболел?

— Три ножевых в живот, — наверное никогда я не говорила более убийственно, чем сейчас, — когда двое отморозков попытались запихнуть меня в машину и куда-то увезти, Яр им помешал, но после этого отправился в больницу.

Хочется, чтоб меня уже наконец разорвало от этой боли, до того она сильная. Я ужасно хочу к нему, поближе, увидеть его хотя бы в щелочку, без сознания, но хоть бы — дышащим! Вот только Влад вчера ясно сказал — пока он не прижмет заказчика Яра и моего похищения — я никуда рыпаться не буду. Вот хоть сдохни от тоски, Викуся, но изволь сидеть и ждать, пока большие дяди разберутся между собой. Даже здесь я в основном для того, чтобы Кайсаров выступал этаким безмолвным щитом. Сложно найти в городе человека более опасного, по крайней мере — Влад так сказал. Господи, как я ненавижу чувствовать себя настолько беспомощной!

— Как же далеко это все зашло, — кулак Кайсарова раздраженно ударяет по столу, — только Стелла об этом нам не сознавалась. Хотя свежие её косяки вроде как уже сданы. Для неё вообще было новостью, что ты снова появилась в поле зрения. Я так понимаю, она переложила ответственность за это на плечи тех, кто её доил.

— Значит, проблема не в ней, — я пожимаю плечами. В принципе, вряд ли бы Влад был уверен в безопасности близости Кайсарова, если бы угроза мне исходила от Стеллы. Нет. Влад ставил на другого врага, и я доверяла его чутью. Хоть мне и было страшно думать о том единственном человеке, которого мы обсуждали по пути сюда. Должны же быть пределы его бесчеловечности. Хоть что-то святое. Хоть родной сын!

— Вижу, ты не очень настроена говорить на эту тему, — хмыкает Кайсаров, замечая мою напряженность, — поговорим о маме?

— Плохая идея, — я отрицательно качаю головой, — мама тоже в больнице. Слегла с сердцем, когда мы с Яром сказали ей, что Лика все-таки жива и носит сейчас твою фамилию.

Я вижу, как напрягаются его глаза при озвучивании этого факта. Что это, игра? Попытка изобразить небезразличие? Но зачем она нужна, право слово?

Что он мне сейчас скажет, что любил её все эти тридцать лет? Только куча важных дел его отвлекали от данного слова, от родительских обязательств?

Или ему действительно неловко за то, что везде в неприятностях моей семьи — отпечатки грязных ног его семейки.

В какой-то момент я хочу встать и уйти — честно, эта беседа изначально мне казалась провальной затеей. Вот только мои глаза цепляются за очень неожиданную деталь, и я замираю, не торопясь претворять свои мысли в жизнь.

Левая ладонь Кайсарова — он не держит её на виду, напротив, опустил на колено, чтобы не выпячивать. Я случайно заметила, только потянувшись вперед за сливочником. И там…

Я ведь говорила, что замуж мама так и не вышла. Но она носила на безымянном пальце скромное колечко — как она говорила, чтобы отпугивать недалеких ухажеров, и никогда его не снимала. Простое такое, украшенное одной только полоской будто бы серебристой пыли. Я всегда была уверена — оно серебряное, и мама его купила незадорого, потому что зачем выбрасывать лишние деньги на отпугиватель для мужиков?

Так вот, на безымянном пальце Кайсарова я наблюдаю точно такое же кольцо. Более широкое — мужской вариант. Но совершенно точно оно. Такое же...

— С мамой что-то серьезное?  — осторожно подбирая слова, явно чтобы я не послала его сразу, интересуется Кайсаров. — Может, нужны врачи, средства?

— Сейчас ей лучше, — говорю, а сама продолжаю украдкой разглядывать неожиданную находку, — пока нам ничего не нужно, но я обдумаю вопрос вашей помощи, Дмитрий Алексеевич.

И все-таки кольцо...

Я бы подумала, что он надел его специально для меня, но откуда он вообще мог знать, что я его опознаю? Что моя мама его носит все эти тридцать лет! И он носил, получается…

Нет, что это меняет в общем-то?

Ничего, но…

Такие мелочи чаще всего говорят о куда большем, чем кажется на первый взгляд.

— Вика, — Кайсаров подается вперед, и рука с кольцом исчезает в складках скатерти, — веришь или нет, но я не знал, что у моих отношений с Олей остались последствия. Всерьез рассчитывал, что она обязательно сообщит мне об этом. Она или твой дед, мы расходились неплохо.

— Вы расходились так, что ты обещал вернуться, — я пожимаю плечами, — ты свой выбор сделал, они его приняли.

— Вика, я не оправдываюсь, — Кайсаров чуть покачивает головой, — ты — взрослая женщина, а не обиженный подросток. И я прекрасно вижу, что ты не будешь сейчас валяться по полу и требовать моего внимания. Хотя я, будем честны и откровенны, действительно был бы рад, чтобы ты его хотела. Ну, или по крайней мере, чтобы ты от него не отбрыкивалась. Ты — моя дочь. Маша — моя внучка. Я не собираюсь позволить тебе просто взять и исчезнуть, как будто мы с тобой и не знакомились.

— Вчера ты даже в наше родство не верил, — упрямо ворчу я, через силу отодвигаясь от столика — такими темпами я отожрусь на два размера, до того как Ветров выпишется. И нужна ли я ему буду, такая коровушка?

— Нельзя не быть параноиком человеку с моим положением, — покачивает головой Кайсаров, — я пока не требую от тебя менять фамилию, отчество, переезжать ко мне и менять жизнь. Но… Позволь тебе помочь, для начала. Тебе, маме, Маше… Сама понимаешь, возможности у меня имеются.

— Пока не требуешь? — я многозначительно хмыкаю. — У меня нет слов, чтоб описать, как же это "пока" обнадеживает, Дмитрий Алексеевич.