смотрел на боярина, но краем глаза видел, что того затрясло. Ещё он видел подходившего к ним велиморского посланника. Благородный нарлак чем-то неуловимо напоминал ему Фителу: то ли чёрными с серебром волосами, то ли спокойным достоинством человека не воинственного, но умеющего за себя постоять.

– О чём спор, господа мои? – подойдя и поздоровавшись, спросил велиморец.

Мужила, видно, понял, что отмалчиваться больше нельзя, и стал объяснять:

– Да вот, государь Дунгорм, Лучезар Лугинич говорит, что паром хлипок, и хочет сперва Елень Глуздовну перевозить, а телохранитель, вишь, упирается, сказывает, вначале половину отряда…

Посланник Дунгорм обвёл спорщиков внимательным взглядом. За боярской любовью он особо не гнался, а вот невесту своему господину хотел доставить живую и невредимую. Он пожал плечами и предложил:

– Я со своими людьми рад буду испытать крепость парома. Мы можем переправиться прямо сегодня, а завтра, в самом деле, отчего бы первым паромом не перевезти госпожу…

Делать нечего, пришлось Лучезару ответить согласием. Понял, наверное: возьмись он упорствовать, и это показалось бы странным. Волкодав, однако, расслышал, как заскрипел зубами боярин, и спросил себя: почему тот так стоял на своём? Из одной спеси? Пусть, мол, я неправ, но как сказал, так и станется?.. Или ему надо было зачем-то, чтобы кнесинка почти одна оказалась на том берегу?..

Сперва эта мысль показалась телохранителю слишком чудовищной. Всё же он заставил себя не отмахиваться от неё. Он в своей жизни повидал всякого. И успел усвоить: хочешь прожить на свете подольше, всегда будь готов к самому худшему. И ещё. Есть люди, которых не обязательно подводить к самому краю, чтобы они собственную мать предали.

Или сестру.

Надо ли говорить, что в последнюю ночь Лихослав неотлучно торчал у парома, а Лихобор то и дело навещал его там. Когда дошло дело до переправы, Волкодав сам возвёл кнесинку на паром и дальше чем на шаг от неё не отходил. Когда же до того берега осталось полтора стрелища, он сказал Елень Глуздовне:

– Сделай милость, государыня, надень кольчугу.

Кнесинка смерила его взглядом:

– Вот ещё… Не стану, незачем.

– Надень, госпожа, – повторил Волкодав.

Кнесинка вскинула глаза: он смотрел на неё спокойно и хмуро, и было видно, что этому человеку давно уже не удавалось как следует выспаться. Наняла охранять, так хоть не спорь, написано было у него на лице. Кнесинке стало стыдно. Она опустила голову и взяла у него блестящую кольчугу, которой не могла повредить даже морская вода.

Она не стала спрашивать венна, что там было у него на уме, но заметила, что он неотступно держался между нею и берегом. Вот паром с шорохом наехал плоским днищем на мелкий прибрежный песочек, стукнули о борт ребристые сходни из еловых досок, способные выдержать нагруженную повозку. Дунгорм позаботился загодя выстроить своих молодцов и сам вышел поприветствовать кнесинку, как раз пересекавшую предел сольвеннской державы. Торжества, однако, не получилось. Дунгорм недоумённо нахмурился, когда вперёд государыни, закрывая и пряча её широкими спинами, на берег спустились трое телохранителей. И каждый держал в руках снаряжённый лук со страшненькой бронебойной стрелой на тетиве. Телохранители сразу провели девушку в шатёр, заботливо раскинутый велиморцами. Следом туда же отправили служанок и няньку и, пока переправлялось остальное войско, никому не позволяли высунуться наружу.

Оскорблённый Лучезар всем видом показывал, что не верит ни в какую опасность. Он ушёл со своими в дальний конец поляны, и вскоре оттуда донёсся перестук деревянных мечей. Вот уж чем Левый не пренебрегал никогда, так это воинскими упражнениями.

Велиморский посланник, понятно, наведался в шатёр засвидетельствовать своё почтение госпоже. Когда же вышел, то остановился переговорить с Волкодавом, сидевшим у дверной занавески. Дунгорм был знатным, родовитым вельможей, но молодость провёл при войске, в боевых походах, и не привык считать разговор с простым воином за бесчестье. К тому же велиморец неплохо понимал в людях и за время путешествия успел убедиться: телохранитель-венн вовсе не был тупым звероподобным убийцей, которым считала его половина галирадской дружины.

– Мы оба хотим благополучно довезти госпожу, – начал Дунгорм. – И потому я не отказался бы знать, с какой стати ты так ведёшь себя, Волкодав… тебя ведь Волкодавом зовут?

Венн отозвался безо всякой охоты:

– Может, и зовут.

На берегу суетился народ, с вновь причалившего парома осторожно выкатывали повозку, рядом приставали кожаные вельхские лодки. Воины выводили из воды устало отфыркивавшихся лошадей, одолевших Сивур. Волкодаву позарез нужны были Мал-Гона или Аптахар, но этим двоим предстояло переправиться ещё нескоро. Поэтому венн на берег почти не смотрел. Он не сводил глаз с рослых елей, стеной обступивших прибрежную поляну.

– За что ты так не любишь боярина Лучезара? – спросил велиморец. – Он храбрый воин и к тому же родственник госпоже.

Волкодаву не хотелось на это отвечать, и он промолчал. Дунгорм же досадливо подумал, что галирадские витязи были не так уж неправы. Одно добро: свирепый и непочтительный венн действительно охранял государыню, как преданный пёс.

– Зря ты думаешь, будто никто, кроме тебя, не хочет добра госпоже, – сказал Дунгорм и собрался уйти, но тут Волкодав быстро посмотрел на него и проворчал:

– Что там я думаю, это дело десятое. Просто, если бы я хотел убить кнесинку, я устроил бы здесь засаду.

Дунгорм сердито хлопнул себя по колену:

– Засаду!.. Это верно, поезд богатый, но воинов!.. Да и кому бы?.. Уж не хочешь ли ты, Волкодав, показать, что не даром хлеб ешь?

При иных обстоятельствах Волкодав просто намертво замолчал бы и не стал дальше с ним разговаривать. Однако нынче ему было не до себя. И не до своей гордости. Вдобавок за время дороги он тоже присмотрелся к Дунгорму и понял: нарлак был далеко не глупец и искренне заботился о кнесинке. И потому Волкодав спросил его:

– Скажи лучше, почтенный посол, не видели ли кого твои люди, когда устраивали лагерь?

– Никого, – пожал плечами Дунгорм. Потом, подумав, припомнил: – То есть видели какого-то оборванца… охотника, наверное. Парни сказывали, он так перепугался их, что удрал без оглядки. А ты – засада!

Волкодав впервые повернулся к нему, светлые глаза сделались пристальными:

– А не свил тот охотник гнезда где-нибудь на дереве? Вон в той стороне?

И он мотнул головой туда, где здоровенные ели росли гуще всего, нависая над открытым пространством. Дунгорм ничего не ответил, но сразу куда-то заторопился. Волкодав слышал, как велиморский посланник звал к себе старшего над своими воинами. Если они там хоть что-нибудь найдут, сказал он себе, ни одному слову Левого я больше не верю. Ни одному.

У велиморцев нашлись справные