Шрифт:
Закладка:
Посвященный сурово прищурился и попытался вернуть разговор в конструктивное русло:
— С какой целью вы сюда прибыли?
— Да какое там — прибыл, просто схватили и приволокли! Я пытался объяснить, кто я такой, но меня избили. Кругом одни уроды и сумасшедшие, уроды и сумасшедшие. Я чуть не умер!
— А цепи, значит…
Я решительно отмахнулся, заставив охранников дернуться.
— Подумаешь — полкило железа! Мой отец все компенсирует.
— Вы разрушили наложенные на цепи заклинания…, - гнул свое островитянин.
— Да, — глупо отрицать. — Пришлось поднапрячься. А вам нужно еще что-нибудь сломать? Я с радостью помогу, главное, чтобы вещь была не слишком крупной. Но если вы про город, то я не виноват! Там были крысы.
— Значит, вы не отрицаете…
— Довольно, Тьян! — человек в белом неплохо говорил по-арконийски или наш язык действительно мало изменился за века. — Позволь мне поговорить с молодым человеком самому.
— Слушаюсь, господин, — согнулся в поклоне Посвященный.
Под потрясенный вздох подданных, фигура в белом спустилась с трона и засеменила ко мне, шаркая по камням подошвами мягкой обуви. Что ж, по крайней мере, глаза у него были вполне человеческие — бесцветно-серые, как у глубокого старика.
— Я — один из здешних владык, но вы можете звать меня просто господин Гийом. К сожалению, нас не представили…
— Гэбриэл сын Бастиана, Великий Лорд Шоканги, будущий повелитель и охранитель южных пределов Королевства Арконат, можно просто Гэбриэл.
Думаю, немножко фамильярности не повредит.
— Весьма польщен. Довольно неожиданно видеть вас в наших краях. Я не ослышался, имел место несчастный случай?
— Еще какой несчастный, — одной мысли о моих проводах хватало, чтобы убедительно сымитировать мигрень.
— Это ужасно! Неконтролируемые проявления магии очень опасны.
Старомодный выговор делал его похожим на иностранца или престарелого родственника. Такому человеку хотелось доверять, и Тени приходилось напоминать тупому Лорду, что этот «дядюшка», возможно, старше Арконата. Последний на памяти вора добрячок, в присутствии которого так дергались подчиненные, оказался главой гатангийской ночной гильдии (которого мой неугомонный дух тоже обокрал).
— Это еще что! Тут, по крайней мере, люди живут. В прошлом году меня вообще закинуло куда-то к демонам на рога. Причем, с того же места. И вот, эта банда, — я сделал глубокий вздох, — слабоумных ничтожеств вбила себе в головы, что я овладел ключом к ценнейшему артефакту. Открытие древних путей, безопасность королевства и бла-бла-бла. Говорил мне папа — от магов все зло! Но тут король лично… Не мог же я отказать его величеству!!!
— А что за артефакт? — вежливо поинтересовался господин Гийом.
Я нахмурился, как бы припоминая, и родил:
— Что-то вроде круглой пентаграммы. Вокруг — светильники и какие-то письмена. О! Голубого цвета.
Тут я немного помолчал и добавил, что не очень хорошо разбираюсь в волшебстве. Престарелый родственник посочувствовал и сообщил, что это даже хорошо. От магии все зло, верно? И домой меня, конечно же, отвезут. Но не сразу. Надо ведь проверить, тот ли я человек, за которого себя выдаю, корабль оснастить, команду собрать. А до этого мне придется побыть в гостях у Храма. Нет, людоедов здесь нет. И буйных психов тоже. Лица закрыты, потому что традиция. Я ведь уважаю чужие традиции? И конкретно сейчас, в соответствии с традицией, наступило время ужина. Хотя, конечно, если у вас нет аппетита… Ах, есть! Мы так и подумали. Ужин вас ждет.
Не прошло и пары минут, как я вновь оказался на улице, в компании тех же конвоиров, несколько обескураженных происшедшим. Говорливый владыка успел пообещать мне звезды с неба, но не ответил ни на один сколько-нибудь важный вопрос. Причем, цепи с меня тоже не сняли, а теперь требовать это было вроде как не у кого — феллийского никто из солдат не знал.
«Вот жук»
— Что это было? — нарушил молчание неугомонный Пришкас.
— Ты о чем? — меланхолично отозвался его собеседник.
— Сам знаешь.
— Пришкас, мне показалось, или ты пытаешься обсуждать действия Патриарха?
— Тебе показалось.
Солдаты подавленно замолчали. Тут, на их счастье, прибежал очередной безликий Посвященный, и меня повели заселять в Храм. Вопрос о необычном дружелюбии Патриарха остался висеть в воздухе.
Гром не грянул и молнии его не поразлили — Тьян живым и невредимым вернулся в свою келью. Было бы гораздо проще, если бы его, наконец, отправили на алтарь (рано или поздно, все равно этим закончится). Впрочем, почему он думает, что Патриарх простил его неподобающее поведение? Возможно, это и есть наказание — утонченно-изысканная пытка ожиданием. Но тут гнездилось маленькое сомнение: не перемудрил ли владыка?
Звуки иной речи, которые он старательно стирал из памяти, прозвучали в древних стенах Храма воинственным кличем и все страхи, все сомнения, которые бывший эмиссар гнал от себя, вернулись, будто никуда не уходили (месяц медитации — псу под хвост). Теперь Тьян отчетливо понимал, что проклят. Он бросил вызов Тьме, отверг религию, которую ее основатели ЗАДУМАЛИ, отказался жить среди людей, поколение за поколением соблюдающих навязанные извне ритуалы и не пытающихся ничего изменить. Словно где-то бывает иначе! Теперь Тьма обернулась и посмотрела ему в глаза. Юг стал чужим. Хуже: превратился в уродливую, кошмарную клоаку, полную чудовищ.
Все, встречи с кем он нетерпеливо ожидал, умерли или непередаваемо изменились: мать сгнила заживо от черной язвы, младшие братья, воспитанные при Храме, мало отличались по поведению от Преображающихся. Ушел в отставку любимый учитель, а ведь этот Посвященный был не так уж стар. Как Тьяну не хватало бесед с ним!
Окружение давило, воздух застревал в легких, терзал горло. От одной мысли о здешней пище хотелось блевать, но показывать этого было никак нельзя. В ночных видениях лазурные морские воды (он никогда не боялся воды!) вскипали от появления тысяч оживших скелетов, пытающихся добраться до своих убийц.
«Я ведь и раньше знал, куда девают останки жертв. Почему теперь меня это так задевает?»
Обязательный еженедельный ритуал, проводимый на провонявшем мочой и стухшей кровью клочке берега, где выполненные из гигиеничного полированного гранита алтари никогда не просыхали полностью, превратился в мучительную повинность. Он уже год не обновлял сосредоточие, балансируя на тонкой грани между жизнью и увяданием — в Арконате автономность существования значила больше, чем наличная мощь. Отвыкшие от обилия энергии каналы грелись, зудели и не давали уснуть по ночам (верный признак отторжения). Но нет способа вырвать их из тела, кроме…
Пронизывающий, неземной холод, густая, бархатистая Тьма, манящая из глубины зрачков, тот юноша. Мальчик, совсем
