Шрифт:
Закладка:
Поселок «Закат коммунизма» был сооружен художниками-постановщиками фильма Александром Борисовым и Сергеем Ивановым недалеко от «Мосфильма» — на задворках сортировочной станции Киевской железной дороги. Съемки начались в сентябре 1990 года, но сперва снимались все городские сцены. Основное «поселочное» действие разыгрывалось уже с наступлением холодов — и продолжалось вплоть до декабря, когда пошел необходимый по сценарию крупный снег, с помощью операторских фильтров (за камерой в этот раз стоял Леонид Калашников) действительно ставший голубым.
«Картина была готова в июне 1991 года, — отчитывался Рязанов в „Неподведенных итогах“. — Начиная ее, я думал, что снимаю, спустя сто лет, своего рода новую версию горьковской пьесы „На дне“. Но после первых же просмотров я осознал, что лента получилась отнюдь не о какой-то узкой социальной прослойке, а об огромной части населения России. За 1990–91 годы произошло невероятное массовое обнищание, и вся страна стала походить на гигантскую свалку. К сожалению, жизнь и действительность пошли навстречу нашему фильму, и он превратился, волей-неволей, в широкое полотно, отражающее новую горькую жизнь народа».
Видно, в Российской академии кинематографических искусств посчитали так же, отметив картину сразу шестью премиями «Ника»: за лучшие фильм, режиссуру, музыку, работу художника и звукооператора, а также женскую роль (Ахеджакова).
Но еще более существенным для привыкшего ходить в народных любимцах Рязанова оказался какой-никакой прокат «Небес обетованных», доступ массового зрителя к просмотру: «Это была моя последняя лента, у которой еще состоялась экранная жизнь». Уже поэтому Эльдар Александрович никак не мог не относиться к данному фильму по-особенному, более пристрастно, чем к некоторым дальнейшим своим постановкам.
В последние месяцы 1990 года, параллельно со съемками «Небес обетованных», Рязанов писал первую в своей жизни самостоятельную художественную прозу — повесть «Предсказание». Сюжет ее вырос из стихотворения «Встреча», сочиненного Эльдаром Александровичем еще в 1985 году:
После ливня летний лес в испарине.
Душно. Солнце село за рекой.
Я иду, а мне навстречу парень,
он — черноволосый и худой.
Он возник внезапно из туманности
со знакомым, близким мне лицом.
Где-то с ним встречался в давней давности,
словно с другом, братом иль отцом.
Время вдруг смутилось, заколодилось,
стасовалось, как колода карт…
На меня глядела моя молодость —
это сам я сорок лет назад!
Головой кивнули одновременно,
посмотрели пристально в глаза.
Я узнал родную неуверенность…
О, как мне мешали тормоза!
На меня взирал он с тихой завистью,
с грустью я рассматривал его.
В будущем его, я знал безжалостно,
будет все, не сбудется всего.
Он застенчив, весел, нет в нем скрытности,
пишет он наивные стихи.
Я провижу позднее развитие,
я предвижу ранние грехи.
Будут имя, книги, фильмы, женщины.
Только все, что взял, берешь ты в долг.
И на время… Нет нужды в оценщике —
ты пустым уходишь в эпилог.
Главное богатство — это горести,
наживаешь их из года в год!
Что имеет отношенье к совести,
из печалей и невзгод растет.
Он в меня смотрелся, словно в зеркало,
отраженье — старая балда!
Лишь бы душу жизнь не исковеркала,
если что другое — не беда.
Слушал он, смеялся недоверчиво,
сомневался в собственной судьбе.
Прошлое и нынешнее встретились!
Или я немного не в себе?
Попрощались мы с улыбкой странною,
Разошлись и обернулись вслед.
Он потом растаял за туманами,
будто его не было и нет.
Только капли россыпями с дерева
шлепаются в мокрую траву…
Мне, пожалуй, не нужна уверенность,
было ли все это наяву.
Впрочем, встреча героя с самим собой молодым стала лишь одной (и даже не то чтобы самой главной) из сюжетных линий «Предсказания». Смысл названия связан еще с одним мистическим мотивом, разъясняющимся в самом начале: цыганка предсказывает пожилому писателю Олегу Владимировичу Горюнову, что жить ему осталось ровно сутки — и что за эти последние сутки он успеет закрутить любовь с молодой красивой девушкой. И в довершение всего, что «через час у тебя такая встреча случится, каких еще не было ни у кого». Хотя Горюнов сообщает читателю, что «во всяческие ведьмизмы и прочее колдовство я не верю абсолютно», дальнейшие события заставляют его пересмотреть свое мнение на этот счет.
Через час писатель обнаруживает в квартире свое «точное повторение, только из другого времени» — Олега Владимировича Горюнова, рожденного не в 1928-м, а в 1965 году. Таких встреч действительно ни у кого еще не было!
А роман у Горюнова-старшего в этот же день завязывается с кассиршей из районной сберкассы Людой, которая давно в него влюблена. Раньше Горюнов не мог ответить Люде взаимностью, потому что у него была любимая жена Оксана, но к моменту начала повести он уже вдовец (полгода назад Оксана погибла в автокатастрофе) — и новая любовь действительно закручивается.
Люда остается ночевать у Горюнова, но ее муж — жестокий бизнесмен Геннадий — каким-то образом узнает о ее местонахождении. Дальнейшие покушения на Горюнова, совершаемые неизвестными личностями, можно приписать проискам Геннадия, хотя у писателя и без него хватает врагов.
Под финальную пулю в конце концов ожидаемо попадает Горюнов-младший, перед смертью успевающий произнести только: «Я… сделал… то, что… мне…»
В постскриптуме к повести, написанном от лица Люды, выясняется, что старший Горюнов пережил младшего лишь на несколько дней — писателя ждала странная смерть в подземном переходе, обстоятельства которой так и не были выяснены.
Действие повести разворачивается на фоне удручающих событий 1990 года; Рязанову было чем вдохновляться для создания предельно мрачной атмосферы в своем сочинении — достаточно было регулярно поглядывать в окно и в телевизор:
«Страна разваливалась. Эпидемия провозглашения суверенитетов заразила все республики от больших до малых. Глобальная говорильня захлестнула страну. Болтуны всех цветов и мастей рассуждали о том, как спасти страну, а на окраинах стреляли, лилась кровь. Сотни тысяч беженцев перемещались по стране, оставляя разгромленные жилища и трупы родных. И это в мирное время. А тем
