полк выступил для дальнейшего наступления. Шли на Шолохово, где должны были соединиться с генералом Бабиевым и генералом Агоевым, но уже в пути стало ясно, что мы не дойдем, т. к. красные начали переходить в наступление.

Вперед был послан офицерский разъезд от 10-го гусарского Ингерманландского полка полковника Эмниха 1-го[323]. В авангарде шел 4-й эскадрон Гродненского гусарского полка, который, дойдя до Ново-Николаевки, наткнулся на красных. Полк остановился, поджидая подхода других полков дивизии. Пулеметы выкатили вперед занять позицию против деревни Ново-Николаевки.

Я находился с командиром полка полковником Ряснянским на правом фланге, на бугре, где стояли пулеметы ротмистра Пашкова (кавалергарда). С бугра было прекрасно видно – группировка красной конницы была как на ладони.

Начался обстрел деревни, и красные отвечали. Слева на горизонте маячила лава красных, а за Ново-Николаевкой было видно большое количество конницы. Донесли, что справа находится полк красных.

Приехал генерал Выгран и приказал полку собраться и передвинуться влево. Полковник Ряснянский и я с ординарцами поехали вдоль фронта к полку. Обстрел усиливался, и мы пошли рысью.

В этот момент меня ранило в голову, в правый висок, и пуля вышла через левый висок. У меня было такое ощущение, как будто меня кто-то ударил по голове. Я качнулся вперед к шее кобылы Лезгинки, а потом упал навзничь. Сознание я не потерял, но некоторое время не мог двигаться и не мог говорить, но услышал голос полковника Ряснянского, который крикнул:

– Подберите полковника Бразоля, он убит!

Через несколько минут я смог сделать движение пальцами, чтобы показать, что я жив.

В скором времени ко мне подошел фельдшер 6-й конной батареи, который меня перевязал. В этот момент около меня были Аля Пашков, Муханов (улан Его Величества), а потом подошел и Ника Максимов. Им всем я сказал, что я жив, но что у меня очень болит голова и такое ощущение, будто у меня отбили часть черепа.

Я долго ждал… Наконец приехала из Никополя повозка, на которую меня положили. Полк сделал все возможное, чтобы облегчить мое положение и вывезти меня из линии боев. Корнет Сергей Всеволожский[324] был назначен сопровождать меня до полкового госпиталя (это 250 верст). Кроме того, была назначена сестра милосердия Анна Спицына и два кирасира из комендантской команды.

Возница вел лошадь в руках и принимал все меры предосторожности, чтобы меня не трясло, но я нервничал, и мне все казалось, что меня везут слишком быстро.

Двинулись мы к городу Никополю, куда с темнотой прибыли, и меня уложили на кровать в хате. Спать я не мог, очень болела голова, и было постоянное головокружение. Заботливая сестра милосердия давала мне пилюли, чтобы облегчить головную боль, а два кирасира следили за тем, чтобы около моей хаты не было движения.

С рассветом двинулись дальше на юг. На вторую ночь остановились где-то южнее Никополя. Третью ночь провели в Большой Знаменке. Ехали только шагом. Четвертая ночь была в Верхнем Рогачике. Здесь меня навестил полковник Дворжицкий[325] (улан Ее Величества). Я его не видел, т. к. мое лицо так распухло, что я едва видел свет. Пятая ночь была в Покровке, шестая в Ивановке, седьмая в Петровском, восьмая в Рыкове, девятая в Васильевке, что на Чонгарском полуострове.

Дальше переправились через Чонгарский мост по направлению к Крыму. Десятую ночь ночевали в районе Джанкоя, это уже в Крыму. После этого ночевали в Граматюкове, и после двухнедельного путешествия, проделав 250 верст, меня привезли в немецкую колонию Окречь, в полковой госпиталь, где находился и штаб полка. Туда я прибыл 14 октября 1920 года.

Здесь мне сделали перевязку (доктор Корнин?). Все встретили меня очень радостно, т. к. ходили слухи, что я где-то по дороге умер от тяжелого ранения.

Через несколько дней приехала за мной моя сестра Таня, которую из Феодосии привез Ермолинский. Она была удивлена, что меня не несли, а что я смог идти сам, с помощью санитара.

Из Окречи Таня меня привезла в свой госпиталь имени генерала Алексеева, который находился в Феодосии. В этом госпитале Володя, мой брат, был заведующим хозяйством. Меня поместили в палату, в которой было еще трое раненых офицеров, кроме меня. Фамилий их не помню, только помню, что рядом со мной лежал полковник Генштаба, который был ранен в руку и ему надо было делать гимнастику пальцев, что он и делал очень часто. Из сестер милосердия, кроме Тани, еще помню Магду Рапонет.

В скором времени меня повезли на снимки рентгеновых лучей. После результата снимков хирург Кедровский сказал, что у меня сквозное ранение в оба виска, – пуля прошла между зрительными и двигательными нервами, на один волосок не затронув их. Осколки черепа остались в ране, но на это не надо обращать внимания, т. к. они заволокутся тканью и мешать не будут. Операции делать не следует.

У меня сохранилось хорошее воспоминание о госпитале и об уходе за мной. Я, вероятно, пролежал в этом госпитале около двух недель. За это время я набрался сил и мои головокружения прекратились.

Настала тяжелая минута эвакуации Феодосии после прорыва у Джанкоя. Мне пришлось взять свой чемодан с вещами и ехать на пристань грузиться. Для раненых был приготовлен старый грузовой пароход «Петр Регир», который должен был пойти на слом, но ввиду того, что пароходов не было, его приспособили для перевозки раненых в Константинополь.

Погода стояла хорошая. Пароход был перегружен. На палубе расположились легкораненые и персонал госпиталей. Я, как тяжелораненый, получил место в трюме, где все лежали вповалку, было тесно и душно…

Покинули мы берега России и взяли курс на Константинополь. Море было спокойное. Еды было мало, кормили нас консервами из солонины, кукурузным хлебом и чаем. Последние дни было мало пресной воды.

Добрались мы до Константинополя хорошо, долго держали карантин, и нас заедали вши. В то время как мы стояли на рейде, в карантин подплывали турецкие торговцы в лодочках и торговля шла очень бойко. Денег было мало, так что Таня продала свое кольцо за буханку хлеба и халву.

Томительно шло ожидание выгрузки, но в один прекрасный день подплыла лодочка к нашему пароходу и голоса снизу вызвали меня. Оказалось, что корнет Измайлов[326] был прислан за мной из Константинополя, чтобы перевезти меня к остальным кирасирам, которые уже были в Константинополе. Меня по трапу спустили вниз и доставили на сушу. Вскоре всех выгрузили, и Володя, Таня и я оказались вне опасности, но не в России, а на чужой земле…