Шрифт:
Закладка:
Роспуск людей при расформировании полка официально был произведен как увольнение в двухмесячный отпуск, после которого полк должен был собраться в гвардейском Запасном кавалерийском полку; и незначительная часть кирасир, числом около 60—80, действительно прибыла в марте в Кречевицкие казармы, так что одно время поднимался вопрос о командировании туда нескольких офицеров; но, ввиду создавшейся политической обстановки, вопрос этот отпал, и люди разъехались.
Нужно отметить, что после расформирования полка кирасиры при встречах со своими офицерами в разных углах России и при разнообразной обстановке были настроены дружественно: можно было бы назвать многих кирасир, помогавших своим офицерам в эти тяжелые дни, уже не говоря о денщиках, большинство которых сопровождало офицеров до мест их постоянного жительства. Многие кирасиры при разъезде из полка оставляли офицерам свои адреса, с просьбой вызвать их в случае начала формирования полка (что при новом формировании, к сожалению, сделать не удалось, ибо начало формирования полка совпало с волнениями в Малороссии и падением власти гетмана; посланный для этой цели в ноябре 1918 года из Новороссийска корнет Литвинов уже не смог проехать дальше станции Лозовая). В Петрограде летом 1918 года бывший вахмистр 2-го эскадрона Галанцев и группа унтер-офицеров того же эскадрона образовали артель по скупке серебра; узнав о тяжелом материальном положении бывшего командира 2-го эскадрона полковника барона Таубе, они в весьма красивой форме предложили ему принять участие в своей артели и дали возможность заработать несколько тысяч рублей. В начале 1918 года, при занятии города Ростова большевиками, кирасир Холодненко пригласил к себе на квартиру полковника Данилова и скрывал его в течение наиболее острых дней террора.
8 мая 1918 года, накануне полкового праздника, в Гатчине в полковой церкви в присутствии старшего полковника барона Таубе, группы офицеров и нескольких кирасир была отслужена панихида по погибшим в течение войны офицерам и кирасирам. 9 мая, в день полкового праздника, в общем зале ресторана «Медведь» был устроен обед, на котором присутствовало около 15 офицеров. 10 мая на квартире ротмистра Аршеневского состоялось общее собрание господ офицеров в присутствии бывшего командира полка генерал-лейтенанта Арсеньева[367] и 27 офицеров. На собрании был прочтен акт о последних днях полка. Затем полковник барон Таубе доложил о судьбе имущества Офицерского собрания; после увоза в июне 1917 года наиболее ценного в историческом отношении в Москву и нескольких небольших краж (как то бильярдных шаров и других мелочей), произведенных красноармейскими часовыми, все остальное имущество находилось в сохранности в здании Офицерского собрания. В ноябре 1917 года, ввиду желания местного гатчинского совдепа взять здание Собрания в свое ведение, были командированы в Гатчину полковник Мордвинов и штабс-ротмистр фон Эттинген, которые перевезли имущество Собрания, исхлопотав предварительно на это разрешение в Смольном, ввиду отказа о выдаче его местным совдепом, на снятую для этой цели дачу Кубе. Здание Собрания перешло в ведение совдепа и через месяц уже было в сильно загаженном виде.
На собрании было решено: ввиду имеющихся сведений о желании гатчинского совдепа наложить руку на имущество, продать все, за исключением обстановки комнаты Императрицы Марии Александровны и ее библиотеки, которые продолжат хранить. Деньги, вырученные от продажи имущества, решено было предназначить для помощи нуждающимся офицерам. Сознавая, что существование полка в данный момент невозможно, но учитывая возможность формирования его в будущем, собрание постановило: сохранить в неприкосновенности аппарат по управлению полком в лице старшего полковника барона Таубе, адъютанта штабс-ротмистра Одинцова; в помощь им и на должность казначея был избран штабс-ротмистр Максимович. На вышеозначенных лиц была возложена выдача пособий. Бывшие командиры полка генералы Арапов[368], Арсеньев и бывший офицер полка генерал Дрозд-Бонячевский[369] были избраны в наблюдательный финансовый комитет. После предупреждения генерала Арсеньева о более осторожных поступлениях в различные организации (коих в Петрограде насчитывалось много) и обещания известить в случае надобности через полковника барона Таубе всех офицеров, собрание, постановив известить офицеров Южной группы о вынесенных решениях, закрылось. Постановление собрания о продаже имущества осуществить не удалось, ликвидация обстановки Собрания встретила затруднение вследствие отсутствия покупателей. Попытки спасти библиотеку Императрицы Марии Александровны (большая часть книг коей была с ее собственноручными отметками) успехом также не увенчались: в июне на просьбы, обращенные в Эрмитаж и музей Императора Александра III о принятии библиотеки на сохранение, был получен отказ. В конце 1917 года и в начале 1918 года полковник барон Таубе возбуждал ходатайство о принятии библиотеки на хранение перед датским и шведским консулами, весной перед немецкой миссией, прибывшей в Петроград, а позднее перед Луначарским и другими комиссарами, имевшими отношение к искусству и старине, – отовсюду был получен отказ, и библиотека подверглась той же участи, что и остальное имущество, а именно: в конце июня 1918 года гатчинский совдеп наложил на имущество Собрания арест и опечатал дом, где оно хранилось. Перед наложением печатей части офицеров (барон Таубе, Мордвинов, Соколов, Максимович, князь Урусов, Зернец, Одинцов, Розенберг, Швабе, Энгельгардт и Эттинген) удалось разобрать к себе по квартирам кое-какие вещи и мелочь, а также некоторые книги. Судьба остального имущества неизвестна (часть собранской мебели в октябре 1918 года находилась в гатчинской Чрезвычайке).
В течение лета 1918 года начинают проникать в Советскую Россию более определенные слухи о вооруженных силах, ведущих борьбу с большевиками на Юге и Юго-Востоке России. В Совдепии же продолжается все усиливающийся террор, производятся обыски и аресты, а после взятия Казани чехословаками преследование офицеров принимает определенно систематический характер. В начале осени в Петрограде и Москве почти одновременно производится поголовно регистрация офицеров, не служащих в советских учреждениях и Красной армии. Регистрация эта, сопровождаемая арестом нескольких десятков тысяч, производится в столь кошмарных условиях, что вызывает протест даже рабочих.
В это же время большевики приходят к заключению о необходимости привлечения в ряды Красной армии старого офицерского состава, и готовится декрет о мобилизации офицеров. Считая для себя невозможным службу в Красной армии, большинство офицеров Петроградской группы с августа поодиночке, часто рискуя жизнью, начинают перебираться через советскую границу в местность, оккупированную немцами, руководимые надеждой послужить Родине в борьбе с большевиками. Большая часть перебралась на Украину, часть на Псков (около 12 человек осталось в Совдепии, из коих половина перебралась впоследствии. Из
