Возможно, это было неизбежно, поскольку Чисхолм никогда не был объектом неспровоцированного нападения, организованного Церковью Ожидания Господнего. Однако Чисхолм потерял много людей и кораблей, когда был вынужден участвовать в этом нападении, и наиболее проницательные из подданных королевы Шарлиан поняли, что если Жаспар Клинтан захотел уничтожить Чарис только потому, что подозревал его неортодоксальность, то было почти неизбежно, что в полноте времени он также возьмет под уздцы и Чисхолм. Убийство Гвилима Мантира и его людей подчеркнуло угрозу, и поэтому Чисхолм отдал себя войне против храмовой четверки, готовый сыграть свою роль, принести требуемые от него жертвы, но все еще без той искры истинной ярости, ощущения, что встретился лицом к лицу с монстром, заглянул в его пасть, почувствовал зловоние его дыхания падали.

Но резня людей под командованием бригадного генерала Тейсина, пытки и убийства целых армий, голод и смерть миллионов, и все это по приказу Жаспара Клинтана, поразили королевство, как горсть пороха, брошенная на тускло тлеющие угли. Те, кто был настроен двойственно, внезапно увидели истинную разницу между двумя сторонами. Даже многие приверженцы Храма — особенно среди тех, кто цеплялся за свою старую веру по привычке и естественному подозрению к силам реформ и перемен — были потрясены до глубины души, и за последние несколько месяцев довольно многие из них стали реформистами.

Оставшиеся приверженцы Храма неизбежно стали еще более яростно преданы «законной» Церкви. Несмотря на то, что корона специально защищала их право на вероисповедание по своему выбору, жестокость преступлений Жаспара Клинтана и инквизиции, о которых они слышали ежедневно, заставили их занять оборонительную позицию, пригнувшись, сгорбив плечи перед бурей и страстно цепляясь за свою веру. На самом деле многие из них категорически отрицали сообщения из республики. Это была — должна быть — ложь, созданная для того, чтобы очернить верных сынов Матери-Церкви! Хранительница человеческих душ иногда должна быть суровой, как предписывает Книга Шулера, но она никогда не стала бы убивать детей или потворствовать изнасилованиям, поджогам и массовым убийствам в таких масштабах!

Однако те, кто верил в это, неуклонно теряли позиции. А солдаты имперской чарисийской армии, выросшей из королевской чисхолмской армии, были беззаветно преданы короне и империи задолго до того, как первый чарисийский сапог ступил на сиддармаркскую пристань.

На борту этих кораблей, вышедших из Порт-Ройяла в залив Кракен, было очень мало сомнений.

* * *

— Ну, вот они и идут, — сказал Кэйлеб Армак.

В Сиддар-Сити было на четыре часа меньше, но закат с каждым днем наступал все раньше. За окнами его кабинета в посольстве уже стемнело, потому что, в отличие от неба Порт-Ройяла, небо столицы Сиддармарка было каким угодно, только не безоблачным. Дождь барабанил по крыше посольства, булькая в водосточных трубах и разбрызгиваясь по тротуару, и угольный огонь в его камине был желанным.

— Да, это так, — согласилась его жена из своей собственной дворцовой квартиры в Черейте.

Она откинулась на спинку удобного кресла, держа на коленях сонную принцессу Элану, в то время как Сейрей Халмин охраняла ее уединение, как беспокойный дракон. Императрица участвовала в одной встрече за другой почти с самого рассвета, прежде чем, наконец, объявила, что проведет вечер со своей дочерью. С сержантом Сихэмпером за дверью и своей личной горничной, готовой уничтожить любого члена дворцовой прислуги, который хотя бы выглядел как вторжение к ее величеству, она могла быть достаточно уверена в своей способности беседовать с Кэйлебом и их союзниками без помех.

И после такого дня, как сегодня, ей нужен был этот разговор.

— Ты же понимаешь, что Уайт-Крэг и сэр Албер гораздо больше обеспокоены отправкой всей армии в республику, чем хотят признать, не так ли? — теперь спросил Кэйлеб, и она фыркнула.

— Есть ли какая-то причина, по которой ты думаешь, что я прибыла в Черейт на борту утреннего фургона с репой? Конечно, они волнуются! Они мой первый советник и мой начальник разведки. Это их работа — беспокоиться, Кэйлеб.

— И они тоже не совсем неправы, Шарли, — вставил Мерлин Этроуз.

Он был в своей комнате, устроившись в позе лотоса с закрытыми глазами. Он привык принимать эту позу всякий раз, когда официально медитировал, и его способность оставаться нечеловечески неподвижным в течение нескольких часов подряд — неподвижным, едва дышащим — довольно хорошо отшлифовала его официальную персону мистического воина. Никто, глядя на него, не мог бы догадаться по его безмятежному выражению лица, что происходило у него в голове, но в его голосе по связи слышалась нотка беспокойства, которую он позволил бы услышать очень немногим людям.

— Чем более пылкими они становятся и чем более изолированными они себя чувствуют, тем больше вероятность, что кто-то вроде графини Суэйл или герцога Рок-Коуст совершит какую-нибудь глупость, — продолжил он. — И это первый раз с тех пор, как твой отец занял трон, когда практически вся армия покинула королевство.

— Я понимаю это. — Голос Шарлиан был гораздо более спокойным, чем у Мерлина. — И прежде чем ты или Кэйлеб ударили меня этим по голове, я также знаю, что снарки собирают по Рок-Коусту и этому змею Райдачу. Тем не менее, мы следим за ними, и это не значит, что «вся армия» действительно покинула королевство. У нас есть обучающий персонал здесь, в Черейте, и новобранцы хорошо набирают форму. Нет особых сомнений в их лояльности, и думаю, что прибывающие от Хоуила зебедийцы могут быть еще более бешено преданными, чем мои чисхолмцы!

В этом была доля правды, — подумал Мерлин. — На самом деле, в этом было довольно много правды. Хотя имперская чарисийская армия теперь развернула практически все свои боевые формирования в Сиддармарке, ее учебные батальоны остались на местах. Это составляло добрых двадцать тысяч человек, многие из которых были ветеранами боевых действий, две трети из которых находились в Черейте или недалеко от него, или в Мейкелберге, традиционной штаб-квартире королевской чисхолмской армии, менее чем в трехстах милях к северу. И она была права насчет новобранцев, которых набирали эти учебные батальоны. Возможно, было бы преувеличением сказать, что чисхолмцы «стекались к цветам» в столь поздний срок, но притока новых добровольцев было достаточно, чтобы сделать ненужной любую мысль о призыве в армию. Еще больше поступало от Эмерэлда, Таро и Зебедии, и энтузиазм зебедийцев горел ярко.

Думаю, это не должно быть так уж удивительно, — подумал он. — Хоуил Чермин — первый честный великий герцог, который был у Зебедии после скоропостижной кончины предыдущего из-за злоупотребления властью. У него также нет особого терпения к коррумпированным судьям, и разве это не стало неприятным сюрпризом для дружков предыдущего великого герцога?

Зебедия не была раем даже до того, как Корисанда завоевала ее. Теперь, после десятилетий правления Гектора Дейкина и Томиса Симминса, избранного Гектором великим герцогом, народ Зебедии почувствовал вкус честного, эффективного управления, и это стало глубоким потрясением для системы великого герцогства. Не все жители Зебедии, особенно знатного происхождения, были довольны новыми порядками, но репутации Чермина как очень компетентного генерала — и тридцати тысяч хорошо обученных и экипированных людей под его командованием — было более чем достаточно, чтобы убедить любого, кто мог подумать о восстании, пересмотреть свою позицию. Барон Грин-Вэлли систематически уничтожил прежнюю армию Зебедии, которая была креатурой последнего великого герцога, и Чермин хорошо использовал фундамент Грин-Вэлли. Кроме того, последняя из армий личных слуг аристократии была расформирована императорским указом, великий герцог Хоуил с энтузиазмом воспринял этот указ, и его войска быстро и эффективно следили за его исполнением. Впервые на памяти Зебедии армия действительно рассматривалась как защитник, а не как хищник.