Как будто они там есть.

- Аукционы…

- Незаконны, но проводятся.

- И люди, которые в них участвуют, они же… они же знают, что это незаконно!

- Конечно.

- Но все равно…

Вздох. И печальный взгляд.

- Ты еще очень молода, Эва. И многого не понимаешь. Хотя, может, и к лучшему… иногда нужно посмотреть на вещи непредвзято.

Взгляд отца сложно выдержать. У некромантов вообще взгляд тяжелый.

- Если кто-то узнает о том, что некий человек участвовал в подобном мероприятии, то репутация этого человека будет безнадежно испорчена. А если будут получены доказательства причастности к… незаконным делам, то состоится и суд.

- Только не узнают, - горько сказала Эва. – Они ведь маски используют. Прячутся. А доказательства…

- Идем, - отец поднялся. – Твоя матушка, конечно, будет против…

- Я ничего не скажу.

Он кивнул.

- Мне кажется, тебя слишком сильно опекали. И ничего хорошего из этого не вышло. Ты вернулась домой и цела. Это само по себе чудо. И не надо… пытаться спасти всех. Не получится.

Эва промолчала, хотя на языке вертелось, что можно ведь попробовать. Пусть и не всех, но хотя бы кого-то…

Спускаться пришлось в подвал, где отец устроил лаборатории, к которым обычно Эве и приближаться-то нельзя было.

А тут…

Она не удержалась, потрогала тяжелую дверь, на которой расползались узоры заклятий.

И…

И сколько раз она подбиралась сюда. На цыпочках. Еще спорила с Тори, доказывая, что вовсе там нет сотни железных скелетов и еще трех мертвецов. И…

Лестница.

Обыкновенная.

Газовые рожки. И белый свет, который заставляет глаза слезится. Запахи… странные, но не сказать, чтобы неприятные.

Дверь приоткрытая.

- Дальше, - отец не позволяет заглянуть. – В обморок…

- Не упаду, - пообещала Эва. А потом подумала, что как-то она поспешила с обещанием. А вдруг за той дверью что-то по-настоящему чудовищное? Например, стоглавый змей с собачьим телом? Или что там Тори еще придумывала?

…мысль о Тори она поспешно отогнала.

Правда, за дверью змея не нашлось, и других чудовищ тоже. Комната оказалась до того обыкновенной, что Эва даже ощутила некоторое разочарование. Белые стены. Пол каменный. Все те же газовые рожки. Столы… столы, прикрытые простынями.

Холод.

- Вот, - отец убрал простыню. – Подойди.

Кэти?

Эва сразу её узнала. И удивилась. И ужаснулась, потому что поняла, что Кэти… что живой человек не будет вот так лежать. И… и она ведь была здорова…

- Эту женщину убили, - спокойно сказал отец. – Как и еще двоих. Вернее, убили куда большее количество человек, но остальные сгорели.

- С-сгорели? – Эва смотрела на лицо той, которая… которую нужно было бы ненавидеть, но почему-то не получалось. Категорически. – К-как?

- Вместе с домом. К сожалению, я даже не скажу, сколько там умерло, - отец поморщился. – Фон уж больно нестабильный. И дом непростой. Но не менее семи человек. Кроме тех, кто лежит здесь.

- Но… но почему?

- Скорее всего потому, - он прикрыл лицо Кэти простыней. – Что кто-то очень не хотел, чтобы мы что-то узнали. Эта женщина владела информацией, может, не слишком важной, но… её убрали.

- А… меня? – Эва прикрыла горло ладонью.

- И тебя могут. Боюсь, что даже я не способен защитить от всего. Никто не способен. Поэтому… я сказал это своему сыну. И скажу тебе. Забудь.

- Просто…

- Просто забудь.

Как будто это и вправду просто. Как будто, чтобы забыть, достаточно лишь желания.

- Я не хочу тебя потерять, - отец взял и обнял Эву. А он никогда-то раньше не обнимал и вообще… вообще иногда ей казалось, что ему совершенно все равно, есть ли Эва, нет ли её. А выходит, что не все равно.

- Но… - она сперва стояла, боясь дышать, но потом все-таки осмелела. – Если она здесь, то ты… вы…

- Нас кое о чем попросили.

- О чем?

- Любопытство сгубило кошку.

- Но я-то не кошка!

- Иногда кажется, что лучше бы кошка, - отец щелкнул по носу и отпустил Эву. – Нас попросили вызвать её дух, но, к сожалению, не получилось. Связь его с телом разрушена. И у других тоже. Кто бы ни убил их, он точно знал, что делает.

Эва все же осмелилась подойти к телу.

Надо же… какая спокойная. И красивая, если не смотреть на ожоги. И с ними тоже красивая. По-своему. И вовсе нет на нее зла. Ненависти тоже. Жалко. Хотя, конечно, странно жалеть того, кто тебя продал. А все равно… жалко.

- И… что дальше?

- Не знаю. Похоронят.

- Вам, - она закусила губу. – Просто шаман нужен. Хороший.

И кажется, отец улыбнулся. Он никогда-то прежде не улыбался, а тут…

- Шаман, говоришь… с шаманом и вправду стоит попробовать.

- Расскажете?

И по лицу поняла – нет, не расскажут. Ну… ну и пусть. Эва сама спросит. Потом. После. С этой мыслью она и поднялась. С этой и держалась, ожидая, когда же пригласят Эдди. И даже почти уже решилась позвать его, но…

Но так и не решилась. А теперь вот еще и записка.

И Мелани Саундворт в бледно-розовом прогулочном платье. Её волосы зачесаны гладко и собраны в низкий узел, украшенный изящной заколкой с белыми жемчужинками.

- Ах, дорогая, - она всплеснула руками. – Я так рада, что тебе стало лучше!

И от фальши на языке стало горько.

Эва улыбнулась.

- Мы все так волновались…

А ведь с Мелани они и встречались пару раз. И во время встреч она никогда-то не обращала на Эву внимания. Тут же…

- Ты еще такая бледненькая…

- Целитель говорит, что это временно.

- Ничего, бледность снова в моде. Ах, это так утомительно… я ем на завтрак сырую овсянку. И еще уксусные капли! Обещали, что кожа станет фарфоровой, но пока не особо…

Чай устроились пить в саду.

И подали его. И Мелани щебетала, щебетала… от этого щебета, от аромата духов её, от нее самой, такой легкой и восторженной, заболела голова. И еще подумалось, что раньше Эва всенепременно восхитилась бы, и даже бы порадовалась, а теперь хотелось взять чайник и опустить на эту вот гладкую макушку.

Да какая разница, сколько бантов ныне принято оставлять на рукаве и какой формы? В мире ведь… такое. А она о бантах.

Мелани отставила чашку