– Пока я не могу с точностью судить о причине тех событий, кои мне довелось застать, – аккуратно начал Амадиу, тщательно подбирая каждое слово. – Но могу вас уверить – в Мьезе произошло нечто поистине серьезное. При этом требующее куда большего внимания, чем уличная драка или даже Черный Принц, – при упоминании этого имени некоторые советники скуксились, словно укусили лимон. – Я владею сведениями, что в замке, где пропал герцог Отес, происходили, скажем, так, весьма странные дела...

– Вы о горячечной лихорадке, подкосившей пару-тройку человек несколько десятков лет тому назад? – фыркнул юнец, на несколько мгновений заговорив своим обычным голосом. – Право, великий магистр, не уподобляйтесь кабацким сказочникам, которые до сих пор травят страшилки на потеху зевак. Бедолаги просто переели гнилого зерна, только и всего.

– А мне вот мой отец рассказывал, что дело там было отнюдь не в хлебе, – задумчиво произнес один из советников, пожилой, но крепкий мужчина, до того хранивший молчание. – У замка того дурная слава давно уж тянется – будто сама смерть вокруг него так и вьется. Золотарь один там как-то глаза себе выколол, да со стены шагнул. Один гостивший граф ночью детишек своих же удушил собственными руками, а потом горло себе перерезал – вскоре же и сам хозяин пропал без вести. Видят боги, прокляты развалины – папенька мой говорил, что когда в последний туда строители прибыли, не прошло и месяца, как один из них сошел с ума и поубивал ночью всех прочих прямо в постелях. Долото им в головы вколачивал, точно гвозди, и черепа молотом крушил. И души всех тех несчастных, сгинувших в замке, до сих пор неприкаянные бродят – иногда по ночам можно даже их плач услышать, особенно когда туман стоит...

– Бросьте. В этот вздор верят лишь дети, которых пичкают байками их мамаши, дабы чада не лазили, куда не попадя, – на этот раз в роли скептика выступил толстяк, осушивший уже третий бокал и залившись неровным наигранным смехом, который, впрочем, не получил поддержки и тут же стих.

– В каждой сказке есть доля истины, – заметил Сисар и обратился к Амадиу. – Как бы то ни было, что бы ни произошло в том замке на деле, но записи говорят именно о бесовском огне. Как я слышал, хворь эта лишает не только здоровья, но и разума, превращая людей в диких зверей. А вы, стало быть, считаете, что очаг болезни до сих пор кроется на самом острове? И то, что произошло на ярмарке, имеет к этому непосредственное отношение?

– Возможно, – после недолгих колебаний ответил великий магистр, по сути, не слишком отходя от истины. – Так что в наших общих интересах не допустить вспышки эпидемии. Мне нужны люди и лодки, дабы отправиться на остров и все выяснить – до этого же момента ни одна нога не должна ступить на...

– Вы опоздали, – вмешался в разговор брат Коул. – Сегодня утром в Мьезу прибыл чужак – некий арраканец в сопровождении королевской гвардии. Не прошел и полдень, как они отправились в замок – я пытался их остановить, но...

– Что?! – не сдержавшись, выкрикнул Амадиу и, вцепившись руками в стол, перегнулся к старику. – Вы потеряли последние остатки разума?! Или десятка покойников вам оказалось недостаточно?! Я требую выдать мне людей и лодки! Немедленно! Это приказ!

Юнец рявкнул что-то про недопустимость подобного тона; его перебил Коул, которого поддержали Корин и Батист, в помощь же брату по собраниям выступил толстяк, вереща так, словно кто-то прижег ему пятки раскаленной кочергой и вот в зале вспыхнула яростная свара. Мечи уже начали разминать кулаки, а слуги достали дубины, как Сисар три раза опустил посох на каменный пол. Едва эхо от ударов стихло, наступившую тишину разрезал скрипучий голос старика:

– Даже наш гость приметил, что мы – городской совет, а не базарные бабы, делящие места на рынке. Прошу об этом помнить, – он стрельнул глазами в бургомистров, которые заметно смутились, а потом перевел взгляд на Амадиу. – Понимаю ваши опасения и ни в коей мере не хочу ставить под сомнения ваши слова, но арраканец прибыл сюда с бумагой, подписанной рукой самого его величества Матиаса Моро. Хочу напомнить, что воля короля все еще имеет куда больший вес, чем чьи-либо подозрения – пускай они и принадлежат столь уважаемому человеку, как вы – и перечить ей значит нанести прямое оскорбление короне. Никто из нас не сомневается в подлинной искренности ваших намерений, – он обвел рукой сидящих за столом, – но, увы, мы вряд ли сможем пойти вам навстречу.

Хоть тон старика был дружелюбен и участлив, но глаза блестели сталью. Слова его походили на шипы, вымазанные медом – в них не было ни тени оскорбления, но при этом каждый в этом зале понимал, что Сисар не намерен так просто уступить хоть толику власти кому бы то ни было, пускай даже и великому магистру. Амадиу ненароком припомнил времена, когда один вид алого плаща мог заставить трепетать даже самых властных и строптивых аристократов... и тут ему в голову пришла неожиданная мысль.

– Насколько я знаю, – произнес Амадиу, оглядывая магистрат, – во времена моего предшественника Одрика Лорра почти все крупные города приняли кое-какую поправку в свои законы. Согласно ей, великий магистр ордена Святых Мечей может наложить вето на любой приказ, если считает, что на то есть веские причины. В том числе это касается и указов, подписанных даже рукой короля. Хочу напомнить, что документ этот был заверен государем Лоренсом I и верховной жрицей Беатрис, и до сих пор не отменен, а значит тот, кто препятствует сему решению, нарушает не только мирские порядки, но и попирает устои, завещанные нам богами. Вам об этом ничего не известно, господин Клебер?

Члены совета, хмуря лбы, недоверчиво глядели друг на друга, точно думая, что их пытаются разыграть; Сисар же устремил взгляд на бургомистра с бровями чайками – видимо, заведовавшего за бумажную волокиту – а тот, не мешкая, послал слуг за сводом законов. Спустя время перед чиновником уже лежала толстенная книга – кою с трудом несли двое дюжих молодых парней – в кожаном переплете, в которую он тотчас уткнулся носом. Найдя нужную страницу, бюргер быстро пробежал по ней глазами и ответил старику кислым кивком, виновато пожав плечами, точно оправдываясь в собственной оплошности. Тот потребовал талмуд себе и, убедившись в правоте слов Амадиу лично, откинулся на покрытую красным бархатом спинку и сквозь зубы процедил:

– Да, господин Тома, вы правы. Этот закон все еще имеет силу на нашей земле. Но принят он был скорее под гнетом обстоятельств, нежели от необходимости и даже в то неоднозначное время им никто так ни разу и не воспользовался.

– Значит, я сделаю это первым и воспользуюсь им не медля, – отрезал Амадиу, подводя черту под весь спор. – Уверяю – я делаю это не от личной прихоти, но для блага всего города и его жителей, в том числе и совета. Надеюсь, вас не затруднит немедля оповестить людей, дабы последний бродяга знал о том, что власть в Мьезе теперь принадлежит ордену. Никто не должен въезжать или покидать город без моего личного дозволения.

– Как скажете, великий магистр, – ледяным тоном проговорил Сисар. – Отныне ваше слово для нас закон.

Некоторые из советников порывались было что-то сказать, но старик оборвал их резким взмахом посоха; и хоть Амадиу выиграл битву, но не войну. Он не сомневался, что с этого мгновения советники днем и ночью будут ломать головы над тем, как вывернуть ситуацию против Мечей или хотя бы понаставлять палки им в колеса, но сейчас главное – перехватить арраканца и забрать у него зеркало, пока он не успел увезти его куда подальше. А после – разузнать, каким вообще образом Матиас оказался замешан в этой истории, если, конечно, чужеземец не соврал. В сопровождении братьев великий магистр направился к выходу, спиной чувствуя, как спину ему колят ненавидящие взгляды.