Шрифт:
Закладка:
«Или ругательства, – ответила Бетт. – Лично мне довелось расшифровать куда больше сообщений, завязанных на грязные выражения, а не на строчки из Шиллера».
«Бог ты мой. Неужели мои благовоспитанные барышни вынуждены читать ругань тевтонов?»
– Scheisse[74], – произнесла Бетт, и живший лишь в ее памяти Дилли захохотал так, что закашлялся. – А как дела с тем кодом, над которым ты трудишься? – спросила она.
Об этом Дилли рассказал ей в ее самое последнее посещение: «Сложная штука, сложная. Напоминает розу – лепестки закручиваются внахлест, вглубь, до самой сердцевины. – Он попытался обрисовать жестами розу, двигая руками над одеялом, – к тому времени он уже так ослаб, что не мог подняться с кровати. – Тревис не возражал, чтобы я взял это домой поработать, хотя нельзя сказать, что я сильно продвинулся…»
Как жаль, что его здесь нет и он не может поведать ей больше.
– Мне так тебя не хватает, – прошептала она вслух.
Ничто уже не казалось прежним. Маб и Озла продолжали избегать друг дружку, а Бетт застряла посередине, упорно запрещая себе думать о том, что спровоцировало их разрыв и нет ли в том частицы ее вины. Блетчли-Парк, с его новыми строениями и новыми работниками, тоже перестал быть тихой гаванью. Каждый раз, вливаясь в поток незнакомцев на пересмене, Бетт чувствовала, как ее накрывает волна былой парализующей застенчивости. Тем не менее следовало признать, что ее дела шли лучше, чем в прежние времена, когда она трудилась в Коттедже. По Атлантике больше не рыскали подводные лодки немцев, американские солдаты и грузы пересекали океан без препятствий. В Северной Африке немецкие и итальянские войска повсеместно сдавались в плен; массовая высадка на Сицилии открыла путь для передвижения союзников по территории Италии, и сейчас они праздновали свои успехи в Неаполе. В Британии – за кружкой пива в пабах и за чашкой чая в гостиных – предстоящее возвращение союзных войск на французское побережье уже обсуждалось как реальность, а не как смутная надежда. Дела шли лучше. И все же…
«Соскучился я по моим барышням, – мечтательно произнес воображаемый Дилли. Где бы он сейчас ни был, Бетт не сомневалась, что он по ним скучает. – Жаль, я не присутствовал, когда ты поставила на место тех янки».
«Да, жаль. Стоило им увидеть ОСМГ, как они сразу присмирели».
Стоял январь, когда в Блетчли узнали, что за военные заслуги Дилли Нокс стал кавалером этого ордена. Он чувствовал себя слишком плохо и не поехал в Лондон на церемонию посвящения, но королевский посланник прибыл в Коурнс-Вуд и привез его награду. А Дилли продержал ее при себе от силы минут десять, после чего отправил на служебной машине в ПОН, приложив записку:
Такие награды полностью зависят от поддержки коллег и единомышленников. Позвольте же мне – прежде чем отправиться дальше, – в свою очередь, наградить вас.
Боюсь, что в то же время я вынужден с вами попрощаться.
Плакали все – весь отдел Дилли.
Вскоре его не стало.
Бетт поняла, что и сейчас тоже плачет, слезы капали с подбородка. Она взяла Бутса за поводок и молча направилась обратно к дому. Даже не оглядываясь, она видела, как Дилли остался там сидеть, на шее шарф расцветок его университета, размышляя о коде, который закручивается сам в себя, и о стихотворении Хаусмана.
Из кухни вышла миссис Нокс, вытирая руки о передник.
– Бетт, вас не затруднит захватить стопку бумаг для Блетчли? Капитан Тревис позволил Дилли хранить их в библиотеке, пока он над ними работал, но теперь… – Бетт не могла смотреть в ее покрасневшие глаза. Слишком много горя. Миссис Нокс взяла себя в руки и закончила: – Теперь их надо вернуть под надежную охрану. Надо было сделать это еще несколько месяцев назад, но никто о них не спрашивал, а я была в таком состоянии… Вряд ли там что-то ужасно важное, если за ними не прислали до сих пор, но все-таки нельзя, чтобы такие вещи валялись просто так.
– Конечно, я заберу.
Бетт прошла за ней в библиотеку и дождалась, чтобы вдова открыла небольшой сейф за деревянной панелью в стене и достала папку с донесениями. Бетт очень хотелось проверить, тот ли это код, который Дилли сравнил с розой, но она просто спрятала папку под пальто, не заглядывая внутрь. Спросит потом в отделе, можно ли ей поработать над этим в свободное время, если оно у нее найдется. Снова назревала жаркая пора – в наступающем году наверняка произойдет высадка союзников. Значит, в отделе Нокса будет еще больше работы: сначала двойным агентам сольют дезинформацию об операции, а затем придется взламывать абверовскую переписку, чтобы убедиться, что в Берлине проглотили наживку…
Бетт заказала по телефону служебный автомобиль. Правда, тогда она приедет в отдел задолго до начала своей смены, но что поделать. Если держишь в руках папку с шифровками «Энигмы», возвращаться в Парк полагается на транспорте БП, и немедленно.
Почти час спустя, подъезжая к воротам Парка, Бетт увидела, что там кто-то спорит с охранником, и не без удивления узнала этого человека.
– Я выйду здесь, – сказала Бетт водителю, выскакивая из машины. – Па?
Отец обернулся к ней, раскрасневшийся и раздраженный.
– Они меня не впускают!
– Сюда можно только с пропуском. – Она отвела его в сторонку. – В чем дело?
– Твоя мать в таком состоянии… Она такого о тебе наслушалась…
В последний раз, когда Бетт навещала родной дом, исполняя дочерний долг, мать с порога назвала ее распутницей и зубом змеиным[75]. Бетт тут же развернулась и ушла. С тех пор семейные новости до нее почти не доходили.
– Ну и что ее взбесило на этот раз?
– О тебе ходят слухи, Бетан. Говорят, ты путаешься с каким-то темнокожим. Пасторша видела тебя в Кембридже – ты гуляла с парнем, и она уверяет, что он по крайней мере наполовину негр…
– Он не негр, – сказала Бетт.
– Ну, рад слышать…
– Он мальтиец, египтянин и араб. Может, привести его к вам на чай? – не удержалась Бетт.
– Да ты, должно быть, шутишь. Привести к нам язычника?
– Он воспитан в англиканской вере, как и вся его семья. – Хотя, подумала Бетт, Гарри верит скорее в математику, чем в Бога; они несколько раз обсуждали с ним теологические вопросы в этом направлении. – Его имя Гарри Зарб. Он говорит по-арабски так же хорошо, как по-английски. Очень красивый язык. Ах да, и он женат. Но он совершенно потрясающий, Па.
– Бетан… – жалобно произнес он, – просто вернись домой.
