Третья обезьяна считает себя добродетельнее всех, а потому судит всех прочих — заслуги же их определяет сама, ибо остальные погрязли в темноте порока, а потому их мнение не имеет значения…

Ширам бросил на жреца косой взгляд и убрал нож в рукав.

Аоранг, мгновенно забыв о ссоре, с любопытством спросил:

— А четвертая обезьяна?

— А это я вам расскажу в следующий раз… — Хаста посмотрел на них выжидающе. — Если кто-нибудь из вас до него доживет.

Аоранг, обдумав услышанное, решительно повернулся к Шираму:

— Хаста мудр. А я был не прав. Даже такое нелепое и кровожадное существо, как ты, зачем-то создано богами. Кто я, чтобы идти против их воли?

И он с широкой улыбкой протянул ему руку.

— В одном притча права — ты и есть обезьяна, — ядовито отозвался накх. — А я с обезьянами не спорю. Уйди прочь, не зли меня…

Аоранг пожал плечами, встал и ушел. Ширам лег, завернулся в плащ, закрыл глаза и сделал вид, что спит. А может, и в самом деле заснул.

Хаста остался у костра вдвоем с Аюром.

— Так что четвертая-то обезьяна? — спросил царевич.

— Это самая худшая из обезьян, — помолчав, ответил жрец. — Она полагает, что исполняет волю богов на земле. И все, кто считает иначе, должны быть уничтожены во имя торжества Истины.

Когда скалы и травы начали сменяться зеленеющими деревцами, а солнце уже не только светило, но и ласково пригревало — а скоро начнет припекать! — пришла пора Айхе с ее мамонтом отправляться восвояси. Мохначихе предстоял долгий и одинокий путь к своему племени, но не это ее печалило. Последние дни перед разлукой она не отходила от Хасты, то утирая слезы, то чему-то радуясь, снова и снова о чем-то спрашивала его. Рано утром последнего их дня на Змеином Языке она, к удивлению и даже обиде Аюра, отказалась от всех предложенных даров, забралась на холку Айхо и уехала, жалобно подвывая. Еще долго после того, как неторопливо бредущий белый мамонт исчез за скалами, издалека доносился ее горестный вой.

Аоранг, сострадая соплеменнице всей душой, тоже смахивал слезы.

— Как тяжело полюбить всем сердцем и расстаться с любимым, даже не зная, суждено ли увидеться снова! — вздыхая, заявил он, когда следопыты весело готовились к последнему переходу. Завтра уже они пересядут с быков на быстрых лошадей и по удобным дорогам помчатся на юг, в столицу.

— То ли дело ты, — с обычной бесцеремонностью обратился Аоранг к накху. — Вот тебе неслыханно повезло. Хоть я не понимаю, чем ты заслужил такое счастье.

— Что?! — Ширам изумленно взглянул на мохнача. Никогда нельзя было заранее предположить, что еще учудит этот дикарь!

— Ты обручен с царевной Аюной. Я знаю. И понимаю, как ваш союз важен для благополучия Аратты…

Аоранг тяжело вздохнул еще раз.

«Всю жизнь мечтал, чтобы ты меня похвалил, косматый!» — подумал Ширам. Но почему-то ему стало тревожно.

— Ты что, знаком с царевной? — спросил он.

— Да.

— Вот как! — Саарсан был неприятно поражен, будто само знакомство с мохначом бросало тень на его нареченную.

— Она прекрасна, умна и добра, как фраваши, — продолжал Аоранг.

— Как кто?

— Преждерожденная душа, созданная из чистого света Исвархи. Вся ее жизнь суть благо и свет. А смысл ее существования — избавлять души, страдающие в нашем ущербном мире, от зла и боли. Ты разве не знаешь?

— Откуда мне знать? Меня не воспитывали жрецы Исвархи!

Шираму отчасти даже забавно было наблюдать, как мохнач, положив на колени свои лапищи, с умным видом рассуждает о тонкостях богословия. Но его покоробило, что Аоранг, похоже, лучше знаком с его невестой, чем он сам.

«Наверно, видел ее в храме на каких-нибудь богослужениях», — успокоил он себя.

Пришел Хаста, тоже грустный и молчаливый, забрался на воз и лег там, уткнувшись лицом в волчьи шкуры.

— Никогда не делай как я, солнцеликий, — сказал он через некоторое время, обращаясь к хитро поглядывавшему на него Аюру. — Я желал Айхе только добра… Но я легкомысленно позволил ей к себе привязаться, полагая, что меня ее любовные страдания никак не касаются… И теперь за это расплачиваюсь. Такие дары нельзя принимать безнаказанно…

— Этот ваш тайный разговор на стоянке? — догадался Аюр. — Так о чем он был?

— Я пообещал, что если Айха повезет нас в Аратту, то я выполню ее заветное желание. После того как я передам тебя государю, я должен вернуться на Змеиный Язык и прожить с ней год.

Аюр широко распахнул глаза, не в силах вымолвить ни слова. Даже Ширам был потрясен. Он подошел к возу и торжественно склонил перед жрецом голову.

— Я не ошибся в тебе, Хаста. Ты заслуживаешь глубочайшего уважения. Подобное небывалое самопожертвование достойно войти в легенды! Год с мохначихой… — Его передернуло. — Расстаться с жизнью было бы куда проще!

— И ты что, собираешься так поступить? — в ужасе спросил Аюр.

— А куда мне деваться? Я дал слово.

— Но это же невозможно! Как ты мог такое пообещать?!

— Я обязан был тебя оттуда вытащить, — страдальчески улыбаясь, сказал Хаста.

— Но какой ценой?! Год прожить в стойбище? С мохначихой?!

— А что такого? — обиженно встрял Аоранг. — Айха прекрасная девушка, очень милая и добрая. Вот вы оплакиваете Хасту, будто его собираются отдать в жертву подземным аарам, а я считаю, что ему повезло.

— Так, может, сам проживешь с ней год вместо него? — съязвил Аюр.

— Я не могу, — серьезно сказал Аоранг. — Меня уже избрала прекраснейшая из женщин. И пусть она вольна предпочесть другого — пока этого не случилось, я принадлежу только ей.

Хаста давно приучил себя не грустить подолгу. На крутом изгибе дороги он соскочил с воза и встал на обочине, глядя вниз и полной грудью вдыхая теплый воздух Аратты, напоенный терпкими ароматами горных трав. Перед ним в утренней дымке простиралась огромная плодородная долина, исчерченная прямыми линиями дорог, похожая с высоты на пестрое лоскутное одеяло. Далеко внизу белели крыши маленькой пограничной крепости, где их, видимо, сегодня ожидал ночлег.

— Послушай, Хаста… — раздался позади голос Аюра.

Огнехранитель обернулся. Царевич смотрел мимо него в золотистые дали, но мыслями как будто был не здесь.

— Я хочу спросить тебя как жреца. В последнее время со мной происходят удивительные вещи. Самое диковинное, конечно, это. — Он вытянул перед собой раненую руку. — Кому рассказать — не поверят, ведь даже шрама не осталось!

— Все равно расскажи обязательно, — посоветовал Хаста. — А мы подтвердим. Ты — избранник Исвархи…

— Я в этом не уверен, — тихо