них мне приходилось жестоко наказывать: не все понимали с первого раза. Но в итоге это заканчивалось тем, что Кай возвращался ко мне. И так будет всегда.

– А ты не думала, что дело в нем, а не в этих девушках? – Потрясенно шепчу я.

– Дело всегда в вас – мерзких шлюхах, которые вешаются на чужих парней!

Я замираю, растеряв всякое желание бороться с ней. Эмилия совершенно не любит себя, и мне ее жаль. Похоже, в отношениях с Каем, она всегда его оправдывала, сваливая вину на тех, с кем он ей изменял. Это обстоятельство совершенно лишает меня охоты заехать ей по лицу за оскорбления.

– Кем бы ты себя не возомнила, я тебе его так просто не отдам. – Предупреждает Эмилия, водя у моего носа указательным пальцем. – Не отдам.

Я молчу, соображая, как лучше поступить. Сказать этой ненормальной, что Кай задержан, или, памятуя о том, что она беременна, сберечь ее нервы?

– Надеюсь, ты поняла, и не станешь делать глупостей.

– Поняла что? – Прочистив горло, спрашиваю я. – Что не стоит вешаться на отца твоего ребенка? Так я еще на входе тебе сообщила, что мне это не интересно. Если у тебя все, покинь, пожалуйста, мою спальню. Очень не хочется снова орать на женщину в положении.

От слова «женщина» Эмилию передергивает, но она, похоже, настолько обескуражена моим спокойствием, что послушно шагает назад.

– И если вдруг ты не побрезгуешь принять совет от мерзкой шлюшки, то рекомендую тебе поговорить с Каем, когда он вернется, и убедить его, что он должен как можно скорее взяться за голову и вернуться в хоккей и на учебу. От этого зависит, как я понимаю, ваше общее будущее.

И не дав ей ответить, я закрываю дверь.

Кай

Я делаю вдох, и в ребрах отзывается болью. Эта боль ощущается по-другому, не так, как на лице, куда пришелся удар сотрудника инспекции. Это ощущение безысходности давит бетонной плитой на грудь: я хотел сделать себе хуже и сделал. Хотел разрушить свою жизнь до основания и разрушил.

Реальность не казалась такой уж паршивой, когда я сосредотачивался на ненависти к сводной сестре, но теперь она вряд ли захочет остаться в моей жизни, и все то дерьмо, от которого я старательно отгораживался, заполнит мой мир до краев.

Чьи-то шаги гремят по коридору, и я прислоняюсь спиной к холодной стене и прячу кулаки в карманы. Меня затапливает волной стыда, но не перед полицейскими, с которыми я вел себя, как идиот, а перед Марианой: картины того, как она кричит, перепуганная, в машине и мечется потом между мной и сотрудниками органов, так и стоят перед глазами.

Чего я добивался своим поведением? Чего хотел от нее? Заставить вернуться ко мне? Скорее, добился обратного. Пропасть между нами лишь увеличилась, и ощущение неотвратимости окончательного расставания с ней стало сильнее.

– Турунен. – Произносит полицейский, остановившись у камеры.

– Да. – Я соскакиваю с твердой лавки и подхожу к решетке.

Он открывает дверь, лязгает замок.

– Повезло тебе.

– Почему?

– На выход. – Кивает он, отступая назад.

– Меня… отпускают? – Я не верю своим ушам.

– Забери документы у дежурного, не забудь подписать все нужные бумажки.

– Я не понял. – Хмурюсь.

– Вали, пока я не передумал. – Хмыкает полицейский, пропуская меня вперед. – Тебя ждут в холле, счастливый сукин сын.

Я решаю не задавать больше вопросов и послушно двигаю на выход. У меня никогда не было влиятельных знакомых или состоятельных родственников, поэтому я не ждал, что ситуация разрешится так быстро. Морально готовился к тому, что придется поплатиться водительскими правами и свободой, и уже почти свыкся с этим. Тем неожиданнее было услышать, что мне позволено «отвалить, пока они не передумали».

– Подойдите. – Зовет мужчина, стоящий у окошка дежурки.

Его лицо мне кажется знакомым, и тут я понимаю откуда – это тот тип в деловом костюме, что приперся в дом с Марианой и помог ей выдворить к чертовой матери моих родных.

– Что здесь делает юрист моей сводной сестры? – Привычно ухмыляюсь я.

Принимаю расслабленную позу и наваливаюсь плечом на стену рядом с окошком дежурки.

– Подпишите здесь и здесь. – Угрюмо придвигает ко мне бумажки тип в костюме.

– Бонжур. – С усмешкой говорю я дежурному, наклонившись к окошку, затем перевожу взгляд на юриста. – Так что это за бумажки, вы говорите?

– Закрой рот, если не хочешь обратно в камеру, – цедит он вполголоса, протягивая мне ручку, – подписывай, и уходим отсюда.

Его тон возвращает меня в реальность. Я выпрямляю плечи и больше не рисуюсь. Беру ручку и быстро ставлю закорючки на всех бумагах.

– Это вам. – Сует мне часть бумаг юрист. – Это вам. – Он возвращает дежурному ручку и вторую половину бумаг. – Спасибо.

Разворачивается, и дежурная улыбочка слетает с его лица, точно шелуха.

– Идем. – Говорит он, брезгливо взглянув на меня. И подталкивает в спину. – Давай. Дверь справа.

Устало вздохнув, я повинуюсь. Медленно бреду к выходу.

– Неужели, нельзя засунуть в задницу свои понты, когда тебе пытаются помочь? – Бормочет себе под нос юрист. – Хотя бы, ненадолго.

– Эй, полегче. – Бросаю я через плечо. – Я вас помогать не просил. – Усмехаюсь, пожав плечами. – Да я даже вашего имени не знаю!

– Мне тоже, честно говоря, насрать на вас, молодой человек, но госпожа Турунен очень за вас просила. Пришлось подключить все мои свя…

Он врезается мне в спину, потому что я резко останавливаюсь.

– Где она? – Спрашиваю я.

Тип в костюме смотрит на меня снизу вверх, чешет нос:

– Не стойте в дверях. Давайте выйдем, и я все объясню. – Предлагает он.

Мы покидаем отделение и спускаемся с крыльца. Осенний утренний ветер не собирается нас щадить: царапает кожу ледяными иголками так сильно, что мне приходится обхватить себя руками, чтобы не задубеть, а юрист торопливо обматывает вокруг шеи клетчатый шарф.

– Держите. – Он протягивает мне маленькую упаковку влажных салфеток. – У вас засохшая кровь на лице, приведите себя в порядок.

Я беру салфетки и смотрю на бумаги, зажатые в другой руке. Как-то не сподручно мне тут наводить марафет – может, и так сойдет. Вряд ли, я настолько хреново выгляжу, что прохожие станут разбегаться в стороны, завидев меня. Кому не нравится, потерпят.

– Что в них? – Трясу бумажками.

Юрист Марианы все еще смотрит на меня, как на кусок дерьма. Очевидно, я ему противен, и он вряд ли взялся бы вызволять меня из отделения добровольно.

– Ваше медицинское освидетельствование. Следов алкоголя в крови не обнаружено.

– Магия… – Говорю я, вглядываясь в листок.

– Такие фокусы обходятся не дешево.

– Сколько я вам должен? – Поднимаю на