свет лампы зажатый между стальных кончиков чип. – Ничего не напоминает?

Зимин подошел поближе и присмотрелся:

– Напоминает, лампу твою с начинкой.

Криминалист натянул одноразовые перчатки и аккуратно перехватил деталь, покрутил ее, оценивая с разных сторон:

– Производитель тот же, вон маркировка по краю идет. Это датчик для дистанционного включения. Ищи дальше. Еще должен быть блок питания и, скорее всего, усилитель звука. Не поверю, что этот изобретатель остановился на такой простой схеме, он любитель сложных конструкций.

Лев в ответ угукнул и вцепился стальными щупальцами в другой бок патефона. Через пару часов весь аппарат был препарирован на части и отдельные детали. В сторону опер сдвинул хромированные новенькие элементы, которые цветом и крошечными размерами отличались от медных деталей старинного патефона. Гуров и Зимин нависли над столом, разглядывая части аппарата. Пальцы в перчатках перебирали блестящие крошечные вещицы:

– Так, это батарейки, от них идет цепь к чипу дистанционного включения. Усилитель звука. Это понятно, а вот это… – эксперт покрутил сетчатый кружок. – Приемное устройство, он ловит и передает звук. Кто-то спрятал в патефоне радиопередатчик на дистанционном управлении. Хм, ловкая задумка.

– Привидение, кто же еще, – фыркнул опер.

Криминалист сладко зевнул и потянулся к кружкам. Засыпая щедрые порции кофе, он уточнил у опера:

– Как думаешь ловить это привидение?

Гуров задумчиво перебирал детали от хитроумного устройства, обнаруженного в стареньком проигрывателе:

– Просто приду и поговорю.

Зимин поставил перед ним кружку с горячим напитком и недоверчиво хмыкнул:

– Вот так вот все просто? Неужели у вас, оперов, так бывает? Я думал, перестрелки, засады, драки. А тут просто поговорить. Что-то ты темнишь, Лев Иванович.

Опер уверенно кивнул:

– Гарантирую, это привидение очень даже мирное. Ну, если не считать вот этого всего. – Он обвел рукой улики, разложенные на столах криминалистической лаборатории.

Зимин проследовал за ним взглядом: разбитые скульптуры, окровавленный камень и кусок бетонного бордюра, разобранный на детали старый аппарат для пластинок. Работы еще на неделю. Он проворчал под нос:

– Какое деятельное привидение! Закрывай его уже поскорее, а то я-то обычный человек, хочу и отдохнуть иногда. – И поплелся обратно к своему рабочему месту.

Ночь у оперативника завершилась парой часов короткого сна на диванчике в рабочем кабинете. Когда исследование патефона было закончено, за окном уже светлели очертания домов, а сумрак рассеивался от розово-желтых лучей. Лев привел себя в порядок в служебной уборной, допил остатки холодного кофе и, не дожидаясь появления сотрудников в коридорах управления, направился к машине. Город уже проснулся, в будний день дороги быстро наполнились машинами, по тротуарам спешили люди на работу, школьники на уроки, малыши с ревом шагали в детские сады. Оперативник тоже оказался в бурлящей толпе из детей с ранцами и портфелями, он осторожно пробирался через звонкоголосую толпу из школьников. Младшеклассники в одинаковой форме галдели и толпились везде: на крыльце лицея, в просторном холле, на ступенях центрального входа.

Лев так давно не бывал в таком месте, что растерянно застыл в большом коридоре рядом с раздевалкой, не понимая, как ему найти нужный кабинет. Пожилой мужчина в форме с надписью «охрана» тут же приметил его среди бурных потоков из стриженых голов и косичек:

– Мужчина, вы куда? Вход воспрещен.

– Мне бы… – Зазвенел оглушительный школьный звонок, который дал ему пару секунд на размышление. – Я пришел сына в кружок записать, на шахматы. Или… – его взгляд упал на пестрое объявление рядом с опустевшими кушетками: «Идет набор учащихся для занятий в театральной студии лицея. Премьера спектакля «В поисках потерянного времени». – В театральный еще. Как записаться, у кого?

Все ручейки исчезли за дверями классов, и в коридорах лицея повисла тишина. Охранник сразу выдохнул с облегчением:

– Так это вам к Журину, он шахматы преподает. На втором этаже, 32-й кабинет. Идите, не бойтесь, у него сейчас занятий нет. Про театр у него тоже спросите, он там в кружке играет. А ведет театр женщина, приходящая, актриса из училища. У нас тут все преподаватели хорошие, все-таки лицей. Конкурс высокий на место, так просто не берут.

Опер поблагодарил словоохотливого охранника и пошел бродить по широким коридорам, прислушиваясь к голосам за дверями кабинетов. Где-то шумел многоголосый хор учеников младших классов, за остальными звенел в тишине только громкий голос учителя. Нужный кабинет он нашел быстро, дверь была распахнута, и за столом с шахматной доской сидела знакомая фигура. Круглая голова, утопленная в сутулые плечи, – кажется, его партнер по шахматам совсем не изменился, лишь черты тогдашнего паренька расплылись в стороны, налившись силой. Лев шагнул через порог:

– Доброе утро.

Макс Журин кивнул ему, будто ждал, а потом сделал жест, указывая на стул напротив. Опер молча занял место за доской, оказавшись владельцем черных фигур. Это была одна из их традиций: Максим всегда играл белыми, а Льву доставались черные. Длинные пальцы отжали кнопку, и стрелка побежала вперед. Еще одна традиция Макса, вспомнил Гуров, – получасовая игра, причем он рассчитывал всегда ходы так, чтобы на обдумывание каждого хода уходило не больше одной минуты. Лев подождал, когда Журин сдвинет свою первую белую пешку, следом за ним сдвинул свою фигуру и отжал кнопку. Максим молчал, сосредоточившись над доской.

– Ты играешь в школьном спектакле старика?

Лицо шахматиста никак не изменилось, но стрелка часов перескочила отметку «12», а ни одна фигура не сошла со своего места. Лишь через десять секунд очередная белая пешка шагнула на соседнюю клетку, а Максим односложно ответил:

– Да, не хватает актеров для мужских ролей.

Гуров тут же отпарировал:

– А ты роль старика давно уже выучил. И отработал. Во время продажи скульптур Лидии.

Максим совсем окаменел, казалось, даже забыл об игре. Но нет, белый слон шагнул на пустую клетку.

– Бабушка… Она сама меня попросила. – Он поднял сумрачный каменный взгляд на соперника. – Ты думаешь, откуда это все было? Журналы, наряды, светская жизнь? На зарплату научного сотрудника? Или на гонорары за вазы? Лидия сама перед смертью дала мне разрешение сдавать ее скульптуры и сама приказала переодеваться перед встречей с заказчиком. Сказала не доверять ему. Что в этом такого? Я тратил деньги на деда, его лечение, журналы, питание, оплату квартиры. На себя. У учителей скромная зарплата, даже в лицее. Мама болела, я ей помогал. Это мое наследство, я могу делать с ним что захочу.

Опер сделал свой ход:

– Как ты выносил фигуры из квартиры?

Макс передвинул очередную пешку:

– Просто складывал их в сумку, надевал в ближайшем переулке бороду и очки, относил покупателю. У меня свои ключи, приходил вечером, когда дед