Шрифт:
Закладка:
Сорглан давно узнал, что к порту подходит «Крылатый», и был рад, что поспел к швартовке. Теперь он спешил к сходням, которые устанавливали со всей тщательностью. Герцог распорядился, чтоб графу помогли подняться на борт.
– Рад вас приветствовать, граф.
– Герцог? – произнёс Сорглан, едва только подошёл на такое расстояние, чтоб его можно было услышать без напряжения. Он сильно осунулся за те три недели, пока флотилия отсутствовала.
Риган коротко ему поклонился – со всем уважением к его возрасту и заслугам.
– Всё благополучно, милорд. Я привёз вашу дочь.
Граф слышимо вздохнул с облегчением. Чувствовалось, что ему хотелось бы закрыть глаза и дать выход тому напряжению, которое так долго его держало. Но приличия требовали соблюдать себя.
– Да славится Богиня-мать и все те, кто хранит наших женщин… Ингрид здорова?
– Она поправится, – уклончиво ответил Риган.
Сорглан посмотрел ему в глаза и быстро отвёл свой взгляд. Да и что тут было не понять?
– Скиольд?
– Мёртв.
– Вы?
– Нет. Он сам. – Граф непонимающе приподнял бровь, и герцог пояснил. – Не пожелал сдаваться в плен, прыгнул с борта в воду. Утонул.
– Ясно. Что ж…
– В поместье остались восемь его наложниц, у каждой – хотя бы по одному ребёнку, две беременных. Я пока их не беспокоил, оставил на месте. И их судьбу, и судьбу слуг Скиольда вы решите сами. Судьбу его людей решит император и его военные судьи. Да, ещё. – Риган увидел вытаскиваемые из его каюты сундуки и указал на них. – Это золото Скиольда. Всё за вычетом расходов на эту кампанию принадлежит вам. Забирайте.
– Не надо. – Граф смотрел в палубу. – Пусть его раздадут вашим людям. Как лишнюю премию. Пусть разделят.
– Они будут вам благодарны, – сдержанно поблагодарил герцог.
– Я могу забрать дочь?
– Вы обеспечили транспорт? Лучше всего медицинский. Она не сможет идти.
– У меня большой экипаж.
– Тогда прошу вас. – Риган махнул рукой. – Сейчас «Фаластар» пришвартуют к «Крылатому», прошу вас немного подождать… Хедаль! Проводи графа Бергденского к дочери. – И, ещё раз поклонившись Сорглану, спустился на берег. Дела с портовыми и военными чинами улаживал, как правило, его заместитель. Он же обсуждал самое главное с государем, которому одному считался подвластным.
Хедаль отвёл графа в каюту и сперва хотел остаться на случай, если знатному посетителю что-либо понадобится. Но когда увидел, как пожилой воин с гремящей, так и не потускневшей славой, плачет, прижимая к себе хрупкую молодую женщину, которая борется с приступом тошноты и следами недомогания на лице, но пытается держаться бодро, смутился и поспешно вышел ждать снаружи.
Правда, Сорглан решил особо не задерживаться в гостях. Да и он был немногословен.
– Слава всем богам, ты жива, моё дитя, – проговорил он сквозь слёзы. – Мама будет счастлива. Она проплакала почти всё время.
– Как она? – слабо спросила Ингрид.
– Болеет. Но ты исцелишь её одним своим видом. Я в этом уверен.
– Она очень горюет? – спросила очень осторожно. – Я имею в виду, о Скиольде.
– Нет. Почти не горюет. За тебя она боялась куда больше, чем за него. Она ведь понимает. – Граф устало опустил голову. – Она уже смирилась с его смертью.
– Разве она знает? Уже?
– Она догадывалась, как и я. Твоя мама сумела признать, что Скиольд опасен, и иного пути нет. Хотя, конечно, эта рана будет кровоточить долго. Ну ладно. Вижу, ты плохо себя чувствуешь. Поедем. – Он уверенно стянул с себя плащ, завернул в него дочку и осторожно поднял на руки. Рабыня, которая ухаживала за Ингрид, тут же подскочила, поправила края плаща и натянула на голые ноги Ингрид шерстяные носки. Сорглан поудобней пристроил дочь на руках, так, чтоб она не сильно страдала, и понёс наружу.
Их действительно ждал экипаж, дверцы его уже распахнули и помогли графу занести внутрь больную. Плотно затворили дверки, и экипаж покатился по улицам города, неторопливо, выбирая самые ровные участки дороги, чтоб не растрясти Ингрид. А она прижалась к отцу и задремала, будто бы обессиленная этой встречей. На самом же деле её постоянно тянуло в сон, и это было одним из признаков благополучного выздоровления.
На корабле сворачивали паруса, но не аккуратно, так, как хранили, а кое-как, просто чтоб не мешались под ногами. Их ещё предстояло просушить. Хедаль благополучно обговорил со смотрителем порта то время, которое боевые корабли будут стоять у общего причала (вернее, не обговорил даже, а просто поставил в известность и попросил содействия, в котором смотритель не мог отказать), принял посланных рабочих и расставил их по местам. Потом отправил солдат и офицеров в казармы – их перемещениями должны были заняться позже – и теперь просто ходил по палубе, наблюдая за работой. Работы было очень много, после любого путешествия корабли нуждались в уходе.
Ещё краем глаза Хедаль посматривал на рабыню, бегающую туда-сюда с бельём, которое надо было постирать, и с посудой, которую надо было помыть.
– Эй! – окликнул он её. – Ты вообще ела?
– Нет, господин. – Девушка выглядела испуганной. – Я работаю, господин.
– Девочка, у всех здесь много работы, о тебе могут просто не вспомнить. – Хедаль, улыбаясь, покачал головой. – Надо научиться самой о себе заботиться. Например, забежать на кухню и перехватить чего-нибудь. – Настроение у него было лучезарное, хотелось с кем-нибудь поговорить, а девушка была так мила…
Она же, услышав его слова, пугливо опустила глаза. Раньше на неё обращали внимание только затем, чтоб наказать.
– Что вы, господин! В доме прежнего моего господина за это жестоко наказывали, за то, чтоб на кухне себе самой что-нибудь посмотреть… Воровство, мол.
– Ты теперь не у Скиольда, – успокоил он, но уже без улыбки, потому что припомнил рассказы крестьянок о том, что делали с ними ярл и его люди, и в памяти опять всплыли картины родного разорённого села. – Ты теперь у нормального хозяина будешь. Тебя не будут просто так
