перебили прямо на позициях. Теперь же тела летели с высоты прямо в гущу битвы, расплющиваясь и придавливая имперских воинов. Это был ужас, с которым пришли демоны завоевать этот мир.

Уже невозможно было держать строй, так как его разбили полностью. Враг лез отовсюду. Со стороны гор и из самого лагеря. Дариус бил мечом, вкладывая в удар всю свою силу. С горсткой воинов он отходили к казармам, но там уже шла резня раненых. Несломленная пала, пали ее защитники, оставалось лишь немного уцелевших, которые не хотели принимать эту суровую реальность.

Около тридцати воинов, а может, и того меньше, пятились, отбиваясь от орды захватчиков. Тот минус, который был у Несломленной, сыграл с защитниками злую шутку. Люди сражались, зная, что они умрут и отступать им некуда.

Магистр уже не чувствовал своих рук. В былые времена он мог так биться сутки, но сейчас годы были не те, да и враг тоже. Левая рука, как бесформенный кусок, повисла на теле. Боль от полученных ран не доходила до мозга, легким не хватало воздуха, а ноздри были забиты кровью и пылью. Примерно каждые десять секунд падали сраженные солдаты Империи. Дариус не слышал звуков боя, один глаз заплыл от плотного удара, возможно, его выбили, но ведь это ничего не значило. Таким его уже никто не увидит. Его любимая Контомея будет его помнить горделивым красавцем, а не таким, каким он был сейчас,̶ в предсмертной агонии, пытающимся сделать хоть что-то, чтобы убить еще парочку врагов.

Плотный удар в грудь заставил Дариуса прижаться к стене казармы. Рука не успела отбить удар, тело почувствовало, как сталь пробила плоть, но боли не было, лишь осознание неизбежного. Ноги подкосились, снова удар в лицо, во рту появился привкус крови, собственной крови. Дариус Сцириус, магистр Империи, упал на землю, сраженный множеством ударов. Где-то еще сражались воины, и вместе с ними принц Эдельган, чей отец, король Империи, отправил его сюда служить своей родине. Знал он, интересно, какой конец будет у его сына? Да уже все равно. Кто-то заслужил такой конец, как, например, сам Дариус, а кто-то, возможно, должен был жить дальше, но его мертвое тело сбросили с обрыва на его же товарищей. Судьба коварна, что поделать.

Жизнь покидала тело магистра. Весь остальной мир мелькал тенями.

Лишь одно заметил старый воин пред тем, как оставить этот мир. Солнце взошло над горами, и тонкий луч ударил в лицо, наступил день, а это значит, что они долго продержались. Слабая улыбка тронула лицо воина, после чего душа покинула тело.

* * *

Бладас стоял перед вырванными воротами Несломленной, всюду были мертвые тела его воинов. Он вдыхал воздух, наполненный запахом крови и смерти, и ему это нравилось. Теперь все Мрачные горы вместе с Ущельем проклятых были взяты под их контроль, а в главной битве за эту местность участвовали воины Бладаса. Герцог никогда не считал потери своих когорт, его легион был самым многочисленным, и большинство демонов хотели служить именно Бладасу, так как он добывал славу в битвах и низвергал своих врагов. Что произошло и с Несломленной.

Силы Казэмара подоспели к самому концу бойни, но их действия по сбросу трупов на врага Бладасу понравились. Это внушило ужас, а ужас в глазах врага был как наркотик для безумного демона. Ему доложили о том, что его генерал погиб, даже не пролив крови повергшего его врага, на что герцог пожал огромными плечами и добавил:

̶ Плевать, значит, он был слаб.

Герцог уважал силу, храбрость и безумство на поле боя и презирал тех, кто умирал, не пролив крови своего врага.

Он стоял и смотрел на залитые кровью стены, повисшие на крепости трупы, и это было все, что ему было необходимо.

Те воины из когорт Бладаса, что были совсем слабы, выполняли другие функции. Они готовили снедь для бойцов, ухаживали за зверьем и даже иногда врачевали. Вот и сейчас они стаскивали тела убитых в кучу, ими будут питаться гончие Пандемония.

Казэмар увел свою когорту, дабы здесь не создавать столпотворения, но сам остался со своими ветеранами. Теперь эта крепость была их командным пунктом, но Бладас не торопился входить внутрь, ему хотелось, чтобы вести, которые уже получил Казэмар, доставили ему лично.

Даже по меркам Пандемония Бладас был безумцем, одержимым битвами, но он был герцогом сильным, поэтому его боялись и некоторые уважали.

Из пыли, что еще стояла за стенами крепости, показался силуэт Казэмара, который двигался по направлению к своему безумному сородичу.

Старому ветерану мира демонов не было дела до гордости. Он был предан своему повелителю и делал все, чтобы выполнить его волю. Туповатый и кровожадный Бладас не понимал, что он всего лишь орудие войны, а вот Казэмар стоит куда выше. Ведь он командует равными в этом походе.

Подойдя, Казэмар заговорил первым:

̶ Повелитель дал новые указания…

̶ Он доволен нашими успехами? — надменно спросил Бладас.

̶ Разве владыка когда-то показывал, что он доволен? — искоса посмотрел на него ветеран.

̶ Что за указания? — уточнил Бладас, скорчив гримасу.

̶ Для Сумрагона будут открыты порталы, с помощью которых он сможет появляться в разных частях этого мира, дабы наводить ужас перед решающей битвой.

̶ Почему он⁈ — глаза герцога вспыхнули гневом.

̶ Как-нибудь ты можешь спросить об этом у владыки, ̶ спокойно ответил Казэмар.

Бладас посмотрел на герцога, тот был спокоен, он лишь делал то, что велено.

̶ А что делать нам?

̶ Мы распределим наши силы в этом месте и, как только Сумрагон выполнит то, что ему велено, вновь покажем силу этому миру, только уже вместе с силами Хот-Гана, ̶ сказал Казэмар и развернулся уходить.

Бладас кинул ему в спину вопрос:

̶ Этот щенок тоже?

̶ Придется тебе научиться сражаться в одном строю с другими герцогами…

На этом их короткий диалог закончился. Бладас стоял в ярости, он хотел делать все сам, но его желания темный владыка учитывал меньше всего. Безумный герцог решил для себя, что в следующей битве он не будет наблюдать, а устроит такую бойню, какой этот мир еще не видел.

Несломленная пала. В этом бою не было уцелевших, лишь мертвые, самоотверженно отдавшие свои жизни за мир, которому предстояло снова увидеть ужасы войны.

Глава 15

Два мудреца

Терноэль находился на террасе, которая была расположена на кронах его королевского древа. С