Некоторые из действующих лиц «дела Лео Франка» (слева направо): Джим Конли, судья Леонард Стрикланд Роан, тот самый, что сначала вынес приговор Франку, а затем отклонил апелляцию на этот приговор; Люсиль Селиг Франк.

Своим политическим успехом он был обязан именно проведенному расследованию убийства Мэри Фэйхан. В последующем он занимал различные высокие должности в судебной системе штата и оставался весьма активен до самой смерти в июне 1948 года.

Нельзя не упомянуть о довольно необычных обстоятельствах последующей жизни Люсиль Селиг Франк. Женщина умерла в апреле 1957 г., так и не выйдя повторно замуж. В 1954 г. она оформила завещание, в котором высказала пожелание быть кремированной, причём прах её надлежало развеять, дабы места захоронения не существовало в принципе. В завещании были упомянуты некоторые ценные вещи, которые надлежало передать родным и близким. Воля Люсиль была выполнена.

Однако ряд некоторых важных вещей, которые несомненно имелись в распоряжении Люсиль, в завещании не были упомянуты и судьба их осталась неизвестна. Вещи эти имели и имеют поныне большой интерес для историков и исследователей «дела Лео Франка», а кроме того, они несомненно обладали большой символической ценностью в глазах самой Люсиль. Совершенно невозможно представить их случайную утрату, с большой вероятностью они должны были храниться даже не по месту проживания вдовы, а в банковской ячейке вместе с её финансовыми документами и драгоценностями. Тем необычнее выглядит их необъяснимое отсутствие в её вещах.

О чём идёт речь?

Пропало обручальное кольцо, которое Лео Франк снял со своего пальца за несколько минут до смерти и попросил передать Люсиль. Женщина получила эта кольцо и в последующие годы неоднократно показывала его близким.

Пропал альбом со свадебными фотографиями Люсиль и Лео. Несомненно, такой артефакт представлял ты огромный интерес для историков и нет никаких сомнений в его существовании. Тем не менее, судьба альбома неизвестна.

Исчезла переписка супругов, которая велась особенно активно после ареста Лео. Известно, что Люсиль и Лео написали друг другу сотни писем, сам же Франк говорил, что пишет жене практически ежедневно. Письма, которые он получал от Люсиль, были возвращены ей администрацией тюремной фермы после смерти мужа. Таким образом, всё это эпистолярное наследие должно было сосредоточиться в руках вдовы, однако… его нет.

Это тем более подозрительно, что большое количество других писем Лео Франка, адресованных его родителям, родственникам, соученикам по университету и т. д. сохранялись на протяжении многих десятилетий как истинные раритеты, как эхо исторических событий, если угодно.

Письмо Лео Франка матери, датированное 4 августа 1915 г.

Есть предположение, согласно которому Люсиль Селиг умышленно уничтожила упомянутые выше артефакты. Иное предположить сложно, поскольку если бы имела место их случайная утрата, скажем, по причине кражи, то это не осталась бы незамеченным самой Люсиль и стало бы известно близким. Но почему вдова могла решиться на уничтожение вещей, имевших большое символическое значение и очень ценных с точки зрения сохранения исторической памяти? Тут каждый вправе строить догадки самостоятельно.

Нельзя не упомянуть и о некоторых других событиях, представляющих безусловный интерес.

Прежде всего, нельзя пройти мимо истории Алонзо Манна, того самого подростка-посыльного, что в суде давал показания в пользу обвиняемого в качестве свидетеля защиты. Текст его выступления в своём месте был приведён безо всяких изъятий [на стр. 418–420 настоящей книги] — из него видно, что юноша покинул карандашную фабрику в половине двенадцатого и по существу дела ничего сказать не смог.

Однако по прошествии многих лет — в 1982 году — смертельно больной Алонзо неожиданно сделал сенсационное заявление, из которого следовало, что он стал фактически свидетелем совершения преступления. По его словам, 26 апреля около полудня он находился в холле 1-го этажа здания фабрики, когда мимо него прошёл Джим Конли с… трупом девочки на плече! По прошествии почти 69 лет Алонзо пригласил журналистов в здание фабрики и воспроизвёл ситуацию «на месте», фотография, на которой он стоит с указующей тростью в руках, стала широко известна.

Конли, разумеется, видел Алонзо и предупредил, чтобы тот не проболтался, пригрозив убийством. Подросток прибежал к маме, рассказал ей и мудрая женщина велела сыну «забыть об увиденном» и никогда никому не рассказывать. Юный Алонзо прислушался к материнскому приказу и прошли десятилетия, прежде чем он осмелился выйти из тени и расставить все точки над «i».

Рассказ Алонзо Манна о Джиме Конли, бегавшем с трупом наперевес по 1-му этажу, выглядит совершенно недостоверным и всякий, прочитавший внимательно даже этот очерк — не говоря уже о подлинных следственных и судебных материалах — без труда увидит и докажет вымысел псевдо-свидетеля.

Место упокоения Лео Макса Франка на семейном участке на кладбище «Маунт-Кармел» (Mount Carmel) в Нью-Йорке.

Приведём навскидку несколько тезисов, дабы читатель понял мысль автора и при желании продолжил её самостоятельно:

— Если бы Алонзо Манн действительно стал свидетелем убийства Мэри Фэйхан чернокожим рабочим, то с большой вероятностью он сам был бы убит или — как минимум! — подвергся бы нападению с целью убийства. В штате Джорджия в начале XX века любой чернокожий убийца понимал, что для него быть застигнутым в момент совершения преступления равносильно немедленному линчеванию — его даже до полиции не успеют довезти, неравнодушные граждане разорвут на части раньше. Для чернокожего преступника отпустить запуганного свидетеля живым равносильно тому, чтобы сунуть голову в петлю. Уже одно это обстоятельство придаёт повествованию Алонзо Манна внутреннюю недостоверность.

— Фантастичным выглядит рассказ Алонзо о том, что Конли спустился с телом девочки в подвал по узкой лестнице, находившейся подле лифта. Подобный спуск по почти вертикальной лестнице без перил, похожей на трап, с самого начался расценивался как невозможный [именно по этой причине полицейские заподозрили использование преступником лифта, либо внесение тела с улицы через заднюю дверь].

— Мама 14-летнего Алонзо якобы испугалась за его судьбу и запретила кому-либо говорить об увиденном, однако страх почему-то не побудил женщину добиться немедленного увольнения сына с работы, где он мог любую минуту встретиться с угрожавшим ему негром. Алонзо как ни в чём ни бывало ходил на работу 29 апреля, 30 апреля и 1 мая, рискуя всякий раз попасться на глаза страшному преступнику. Джим Конли, напомним, был взят под стражу лишь 1 мая, после того, как был замечен за стиркой окровавленной рубашки