Я посмотрел на побережье, чтобы отвлечься. Меня манил океан, бескрайний и настолько мощны, что дух захватывало. Здесь, наверху, ветра не было. Но внизу царили гигантские волны, нападали на берег и бурлили пеной. Бросить им вызов, нырнуть в бушующую стихию. И победить её.

— Барон, — главарь вывел меня из этого гипноза. — Я… Я провожу вас обратно. И пришлю кого-нибудь, когда будут новости.

Он махнул рукой на пламя, уже догорающее. Среди деревьев мерцали всполохи огня, а дым туманом завис над холмом.

Я подумал, что провожатый мне точно пригодится и снова просто кивнул.

В этом лабиринте быстро потеряешься. Здесь нет дорог, нет системы, лишь свой собственный мир и законы. Странным образом, но мне это было по душе. А может близко это было Барону. Но тут мы сходились во мнении.

Густаву бросил робкий взгляд на валяющиеся на пустыре автоматы. Его люди убежали, даже и не подумав забрать оружие. А вот он, по-хозяйски, задумался. Мне тоже не нравилась идея оставлять их тут, найдут дети. Я в который раз кивнул и мужик суетливо забегал по пыли, собирая оружие.

Его Таурус-Беретту я оставил себе. Так спокойнее и солиднее, чем ржавое мачете.

А пока в памяти Густаву будет свежа картина демонстрации способностей Барона, я обойдусь и этим. Главное, за это время успеть разработать план.

Лестницы, проулки, больше похожие на щели, кипы проводов над головами, опьяняющие запахи домашней еды и музыка. Вверх, вниз, вверх, вниз. Главарь шел быстро, я едва поспевал за ним, подмечая детали. Пытался запомнить путь.

Окна-проемы, в большинстве закрытые лишь решетками, открывали бытовые сцены. Кто-то смотрел телевизор, как старик Луис. Кто-то шумно сидел за столом, одновременно бедным и щедрым. Девушка крутилась перед высоким зеркалом, примеряя украшение. Улыбалась так, словно это россыпь бриллиантов, а не бижутерия.

Тарахтели блоки кондиционеров, протекали баки с водой на крышах, противно верещали попугаи, под ногами метались огромные жуки. А вокруг люди хохотали, пели и танцевали.

Тропический котел кипел, обыденно и ярко.

Как сказал Луис? Живут одним днем, чем не праздник? Это… удивляло. Потому что не было во всем окружающем ни капли неискренности. Что за дивный народ.

Когда Густаву привел меня обратно, то помялся немного. Явно раздумывал, как вести себя дальше. Страх почти прошел, но опасения остались.

— Я… — он вроде решился, но запнулся на начале фразы.

— Я буду ждать новостей, — перебил я, не дав ему молчать слишком долго.

Судя по побледневшей смуглой роже, я опять явил «лик Барон». Вот теперь вовремя, но как этим управлять?

Я поднялся по ступеням, не оборачиваясь. Распахнул незапертую дверь и улыбнулся. Вся семья была в сборе. Луис сидел во главе, в своем продавленном старом кресле, которое вытащили из комнаты. Прижимал к груди крошечную рюмку и наблюдал за внуком.

Пацан уплетал прямо из большой кастрюли, глаза его горели и он умудрялся бойко рассказывать события дня. У мелких всегда один день как целая жизнь.

— Вот я ему и говорю, — продолжал какую-ту увлекательную историю мальчишка, — У меня бы такие бутсы были, я бы кааааак вдарил! А у моих подошва отвалилась. Нет, ну обидно! Пенальти, ты бы видел, деда, как я вдарил!

Матеуш, вспомнил я. Митька, переиначил по-своему. Пацан наглядно задрал ногу и показал распахнутую пасть обуви. Исходный цвет давно пропал в пыли и грязи. Излохмаченные шнурки грустно свисали. Сбоку сквозь дырку торчала кисточка. Но Митька радовался, словно он будущий Месси! И продолжал рассказывать о звездном пенальти. Забил. Не смотря на всё.

Тощий, загорелый и счастливый. Я отметил заметный шрам на руке и застиранную до изнеможения майку. Небольшой рост, для его то возраста. Ну точно Месси.

Родители слушали с такими же одобрительными улыбками, как и Луис. Отложили еду и слушали.

На меня обратили внимание не сразу, по-настоящему увлеченные успехами пацана.

— Ой, — первым заметил меня Митька и густо покраснел. — Здрасть.

Все замолкли, обернулись и уставились на меня. Дедок кашлянул, хлопнул рюмку и с трудом поднялся. Упрямо выпрямился, морщась. Боевой старик, ничего не скажешь.

— Ну, знакомьтесь, — бодро велел он. — Гость наш, сеньор Пьетро.

Внутренне я выдохнул с облегчением. Пугать духами этих милых людей совсем не хотелось.

— А чё, правда, что вы господин Барон? — тут же встрял Митька, с детской непосредственностью вытаращив глазища. — Белый же!

Я еле сдержал смех. Луис взглянул осуждающе, и всё. Покачал головой и вздохнул.

— Матеуш, ну что за бесцеремонность, —проворчал старик, незаметно усмехаясь. — Это сын мой, Рикарду и жена его, Нана, — он представил их, сделав вид, что ничего не произошло.

Рикаду, как и большинство увиденных мной местных, был мулатом. Или метисом, никогда не разбирался в отличиях. Словно сильно загорелый, проще говоря. Крепкий, невысокий и излучающий уверенность. Он мне понравился сразу. Легкое беспокойство на лице, но не злоба или подобное. Опасается за безопасность семьи.

Нана, уж не знаю от какого имени это сокращение, полная противоположность. Молочная кожа, изящная для своих лет и с абсолютно благожелательным выражением. Очень миниатюрная и какая-то вся… воздушная. Словно ангелочек спустился в трущобы.

Рикаду выступил вперед, закрывая своих и протягивая мне руку. Взгляд его был изучающий и ожидающий. Мой рост превосходил его на голову, но держался мужик отлично, глядел прямо в глаза.

— Рад познакомиться, — голос его хрипел, будто он работал шахтером ни один десяток лет. — Отец про вас уже столько рассказал.

Вот интересно, что именно. Я ответил на мощное рукопожатие и тут же был приглашен ко столу. Нана вскочила и забегала, доставая из закромов какие-то лакомства. Все мои возражения беспощадно отметались.

Мне плеснули местного рома, щедро, и в пузатый большой бокал. Пододвинули большую тарелку, наполненнную до краев чем-то безумно ароматным. Насыпали в отдельную миску рассыпчатого риса, плюхнули сверху какие-то лепешки.

Старый выцветший и с одного боку оплавленный радиоприемник выдал тягучую песню. Странно было её понимать. О моряке, ушедшем в море, чтобы прокормить семью. И девушке, ожидающей его дома. Не грустная, а полная надежды.

Мне стало так хорошо, что пришлось всё-таки хлопнуть кашасы. Чтобы отогнать накатывающее чувство абсолютного счастья в моменте. Не знаю, зачем было отгонять. Привычка.

И ничего они не ждали взамен, не просили и не вызнавали. Вернулись к ужину, загремели посудой, подлили дедку ещё одну крошечную порцию. Пацан бросал любопытные взгляды, но вскоре продолжил рассказывать про дворовый футбол.

И я пообещал себе. Будут у него лучшие бутсы. А у Луиса хороший телевизор. А у родителей хорошая работа, чтобы хватало не только на фасоль и рис. Хотя бы так. Хотя бы для начала.

Они мне помогли. А ещё показали, что человечность возможна вот в таких условиях. Мне это даже больше помогло, чем всё остальное. Дало какую-то прочную надежду, как в песне по радио.

Ужин длился и длился. После сытного рагу на столе появились сладости. Так много, что я понял — это страна сластен. В маленькие чашечки разлили свежесваренный кофезиньо. Говорили обо всем. О хорошем.

О солнце, дожде, хорошем привозе в местном магазинчике, грядущем карнавале и местной школе самбы, за которую болела вся фавела. О футболе, чемпионатах и стадионах. О том, что у соседей по улице скоро свадьба и все соберутся их поздравлять.

Они радовались всему этому так искренне, что я не поверил. А потом просто растворился в этих эмоциях. Не забывая слушать и их, и что происходит на улице. Я ждал новостей.

И дождался.

На каменных ступенях робко зашуршало и в дверь поскреблись.

— Господин Барон… — едва слышно прозвучало снаружи.

Я услышал, сквозь музыку и неспешные теплые разговоры. Поймал тревожный взгляд Рикарду и показал, что сам открою. Митька навострил уши, но поник сразу, как мать на него шикнула. Дедок посмотрел на меня доверительно. Словно я тут хозяин, а не эта славная семья.

На улице стоял подросток, нетерпеливо подскакивая на одной ноге. Ненамного старше Матеуша, но уже такой взрослый, что защемило внутри. Он был с оружием, выставленным напоказ. Шорты сползали с него, слишком большие. Но за поясом торчала рукоять, сверкала в уличных огнях.

Безразмерная майка, шлепки и такое количество кудряшек на голове, что рябило в глазах.