Ватикан – громаднейший музей скульптуры и живописи. Целый месяц мы изучали эту уникальную коллекцию. Собственность Ватикана – беломраморный «Бельведерский торс» поразил меня пугающими возможностями человеческого гения. Это был безусловный шедевр мирового значения. Бесполезно пытаться передать в словах божественную красоту форм мраморного торса – это надо видеть. Счастлив художник, удостоившийся видеть творение высокой эллинской школы.

Восторг перед светлым миром рафаэлевских «Стансов» и восхищение грозной силой «Страшного суда» Микеланджело владели нами в залах папской резиденции. На другой день – встреча с «Моисеем». Микеланджело стал моим кумиром еще в Москве, а затем была поездка во Флоренцию.

«Давид» на площади под сенью собора. Это бурная сила в миг покоя. Двадцатичетырехлетний Микеланджело решил задачу, которая повергает в смущение самое смелое воображение. Задачу художественную, задачу инженерную. Он обязался перед цехом флорентийских купцов высечь статую высотою в пять с лишним метров из мраморного блока, попорченного за много лет до того одним незадачливым ваятелем. Имея уже обтесанный вчерне мрамор, Микеланджело сумел найти «Давиду» величественную свободную позу.

«Давид» изображен во весь рост. Он мужествен и грациозен. Совершенная красота соединилась в «Давиде» с разумной, справедливой, титанической силой. До Микеланджело в искусстве такого не встречалось.

На протяжении десятилетий жизни я не раз в мыслях воз вращался к этому титаническому образу. Меня поражало в нем то великолепие скульптурной формы, то умение так целостно видеть, то поразительная точность инженерного расчета. Наконец, как итог раздумий, явилась мысль о несравненном гуманистическом замысле гениального флорентийца.

Ведь это воплощенный в камне идеал человека! Идеал, не потерявший жизненности и в наши дни. Давид – пастух, сын народа. Он прекрасен. Он восстал против утеснителя народа – Голиафа. Он вечный защитник правды, справедливости.

Это создание словно указало путь самому Микеланджело. Подобно своему герою, скульптор несколько лет спустя показал себя боевым республиканцем. Микеланджело отдал свои силы и талант защите Флоренции, сделав неприступными бастионы города.

Гений Буонаротти (он был и замечательным военным инженером) обеспечил хитроумную и прочную оборону республиканской Флоренции, но предательство свело на нет его усилия: 12 августа 1530 года Флоренция пала.

Затравленный, пораженный в самое сердце Микеланджело вскоре снова принимается за работу, теперь во славу тех, против кого сражался: он принужден создавать гробницу семейства Медичи.

«Не статую Медичи изваял он, – пишет Ромен Роллан, а свое отчаяние!». Скорбь по утерянной свободе, ненависть к насилию и предательству заключил Микеланджело в фигурах этой мраморной гробницы.

Титаны Возрождения! Эти слова выражают не только громадность содеянного Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэлем. В них – признание и революционной сущности их трудов.

Талант Микеланджело был подобен вырвавшемуся на свободу сказочному джинну. Не было силы, способной унять, ввести в желаемое русло этот неукротимый темперамент, этот всеобъемлющий гений.

Владыки католического мира – папы не смели вмешиваться и поправлять Микеланджело, когда он по-своему толковал священное писание. Известен такой факт. Церемониймейстер, сопровождавший папу Павла III при осмотре наполовину написанного «Страшного суда», заметил вслух, что такое произведение было бы более уместно в трактире, чем в папской капелле. Едва папа со свитой удалился, как Микеланджело по памяти написал портрет мессера Бьяджо – церемониймейстера – и поместил его в аду в образе Миноса. Грудь его обвил змеиный хвост. В ответ на настойчивые жалобы Бьяджо папа сказал: «Вы знаете, мессер Бьяджо, что я получил от бога полноту власти на небе и на земле; но в аду я не имею никакой силы, поэтому так уж и оставайтесь».

«Самсон, разрывающий узы»

…В 1899 году дорога жизни привела меня в Петербург, в Академию художеств. В год моего поступления в Академию живопись там вели И. Е. Репин, А. И. Куинджи, П. О. Ковалевский. Что касается скульптурного отделения. то очень скоро мне пришлось убедиться в том, что здесь властвует школа безжизненного натурализма.

Подчиниться петербургской «школе» я не мог. В системе преподавания, которая принуждала учеников следовать за профессорским пониманием античных образцов, было много лжи и фальши, прикрытой внешним пристрастием к античности. Маститые академисты охраняли не дух античности. а только ее «букву». Успехом пользовались ученики. которые больше копировали и комбинировали, чем творили. Но, став рабами мертвящей системы, они были не способны уже проявить в полную силу свои творческие возможности.

С первых же дней пребывания в Академии художеств я, не переставая, думал о Самсоне. Теперь созрело решение вылепить статую Самсона на конкурс по соисканию трехгодичной командировки за границу.

С юношеских лет меня увлекла солнечная легенда о благородном титане. Самсон верно служил своему народу, спасая его от рабства филистимлян. Он всякий раз побивал врагов своего народа, и тогда угнетатели решили расправиться с ним. Они подкупили коварную Далилу, поручив ей выведать тайну силы Самсона. Доверчивый титан открыл ей свое сердце, и Далила, опьянив народного богатыря, остригла его семь кос. В них была его сила. Филистимляне выкололи Самсону глаза и сковали его медными цепями. Но у Самсона снова отросли волосы, и он обрушил на угнетателей колонны и стены храма, в котором они глумились над ним.

Итак, решено. Тема конкурсной статуи – «Самсон, разрывающий узы». Самсон как символ русского народа. «Придавленный к земле тяжелым и грубым механизмом бездарно устроенной государственной машины, русский народ – скованный и ослепленный Самсон – воистину великий страдалец!» – писал впоследствии Максим Горький в своих «Заметках о мещанстве».

Да, так оно и было. Но мне хотелось отразить в этой статуе настроение окружающей меня жизни. Я видел, что конец на родному долготерпению близок, что колосс-народ не в силах больше выносить сковывающих его цепей. Вот-вот и он сделает нечеловеческое усилие, чтобы разорвать крепкие. веками связывавшие его путы. Да. Сделает, но разорвет ли? И я чувствовал, я предугадывал, что это произойдет не сразу. Нелегок путь к свободе. С кровью врежутся крепкие путы в тело разрывающего узы Самсона. Но придет время, и измученный титан вздохнет. Он снова соберется с силами, сделает новое, еще большее усилие и разорвет узы рабства. Да. Разорвет, потрясая колонны храма, разрушит его…

Уединившись в мастерской для дипломников. принялся за эскизные разработки.

Один из эскизов представлял Самсона с волосами, заплетенными в косы. Семь кос с змеиными головами на концах впивались в ремни, связывающие колосса. и. стараясь перегрызть их, помогали ему освободиться. Но косы-змеи отвлекали внимание от главного, а оно заключалось в том, чтобы показать великое напряжение могучих мышц титана. Не удовлетворил меня и вариант с сидящим Самсоном. Наконец