подошел к столу и застучал костяшками пальцев:

— Начнем! Тимошкин, на место!

Кругленький проворный секретарь райисполкома Тимошкин с желтым, как репа, лицом присел к столу по правую руку от Мотякова и с готовностью уставился на него своими выпуклыми рачьими глазами. Демин отошел к стенке и присел рядом с другими членами исполкома.

— Гузенков, давай, докладывай, — сказал Мотяков.

Михаил Михайлыч встал, расставил ноги в сапожищах, словно опробовал половицы, — выдержат ли? — вынул листок из блокнота и начал, поглядывая на Мотякова.

— Значит, после сентябрьского Пленума вся страна, можно сказать, напрягает усилие в деле подъема сельского хозяйства. Каждый колхозник должен самоотверженным трудом своим откликнуться на исторические решения Пленума. Но есть еще у нас иные-протчие элементы, которые в рабочее время ходят по лугам с ружьем и уток стреляют. Мало того, они подбивают на всякие противозаконные сделки неустойчивых женщин на ферме, которые по причине занятости не могут сами выкашивать телячьи делянки. И косят вместо них, а взамен берут пшеном и деньгами. Куда такое дело годится? Это ж возврат к единоличному строю… Мы не потерпим, чтобы нетрудовой элемент Кузькин разлагал наш колхоз. Либо пусть работает в колхозе, либо пусть уходит с нашей территории. Просим исполком утвердить решение нашего колхозного собрания об исключении Кузькина Федора Фомича.

Гузенков сел, а Мотяков злорадно посмотрел на Фомича:

— Ну, что теперь скажешь? Небось оправдываться начнешь?

— А чего мне оправдываться? Я не краду и не на казенных харчах живу, — сказал Фомич.

— Поговори у меня! — крикнул Мотяков.

— Дак вы меня зачем вызывали? Чтоб я молчал? Тогда нечего меня и спрашивать. Решайте как знаете.

— Да уж не спросим у тебя совета. Обломаем рога-то враз и навсегда. — Мотяков засмеялся, обнажив свои стальные зубы.

— Товарищ Кузькин, почему вы отказываетесь работать в колхозе? — вежливо спросил Демин тихим хрипловатым голосом.

Длинные белые пальцы он сцепил на колене и смотрел на Живого, слегка откинувшись назад.

— Я, товарищ Демин, от работы не отказываюсь. Цельный год проработал и получил из колхоза по двадцать одному грамму гречихи в день на рыло. А в колхозном инкубаторе по сорок граммов дают чистого пшена цыпленку.

— Скажи ты, какой мудрый! Развел тут высшую математику… — сказал Мотяков. — А я тебе политику напомню: работать надо было лучше. Понял? Распустились! Небось год назад и не пикнул бы. Права захотел. А я тебе обязанности напомню.

Демин обернулся к Мотякову и сказал тихо, будто извиняясь:

— Товарищ Мотяков, с этими методами кончать надо. С ними вы далеко не уедете.

— Уедем! — крикнул Мотяков.

Демин как бы от удивления вскинул голову и сказал иным тоном:

— Товарищ Мотяков!

— Ну, ну… — Мотяков что-то невнятное пробормотал себе под нос и уткнулся в стол.

— Так, значит, вы отказываетесь работать? — опять ровным голосом спросил Демин Кузькина.

— Я, товарищ Демин, работать не отказываюсь. Я только бесплатно не хочу работать. У меня пять человек детей, и сам я инвалид Отечественной войны.

— Видали! Он себе зарплату требует… Вот комиссар из «Красного лаптя», — засмеялся опять Мотяков. — Ты сначала урожай хороший вырасти, а потом деньги проси. Дармоед!

— А ты что за урожай вырастил? — спросил, озлобясь, Живой. — Или ты не жнешь, не сеешь, а только карман подставляешь?!

— Поговори у меня! — стукнул кулаком по столу Мотяков.

— Семен Иванович! Да успокойтесь, в конце концов. — Демин опять пристально, с выдержкой посмотрел на Мотякова.

Тот надулся и затих.

— Но ведь, товарищ Кузькин, не вы же один состоите в колхозе, и тем не менее вы один отказывались работать! — сказал Демин.

— Странный вопрос! — ответил Фомич. — А если я, к примеру, помирать не хочу? Или вы тоже скажете: не ты первый, не ты последний?

— Разумно, — усмехнулся Демин. — Но, товарищ Кузькин, надо же сообща болеть за свой колхоз.

— Мы болеем, — ответил Кузькин. — Да болезнь-то у нас разная. У меня брюхо сводит, а вот у Гузенкова голова с похмелья трещит.

— Давай без выпадов! Тоже критик нашелся, — не выдержал опять Мотяков.

— Но, товарищ Кузькин, почему у вас такой плохой колхоз? Кто же виноват?

— Война виновата, — сказал Мотяков.

Кузькин пристально, подражая Демину, поглядел на него:

— Война-то виновата… — и обернувшись к секретарю: — Вы, товарищ Демин, знаете, как у нас картошку потравили?

— Какую? — очнулся Гузенков.

— Семенную!

— Ну, ну? — заинтересованно подался Демин.

— Перебирали ее, перебирали — пошли на обед. Вернулись, а ее три коровы пожирают — хранилище проломили, прямо с неба сошли… Бока во разнесло.

— Как же так? — Демин глянул на Гузенкова.

Тот весь напыжился и только головой мотнул.

— Его работа, — сказал Кузькин. — Нагородили чурку на палку… Он плотников привозил. Премиальные платил им, быка съели. А хранилище слепили — свинья носом разворотит.

— А что потом с картошкой? — спросил Демин.

— Гузенков сказал: всю картошку перевезти в подвал к Воронину, к нашему бригадиру. Весна подошла — а Пашка Воронин и говорит: нету картошки, вся померзла.

— А вы писали куда-нибудь, в районные инстанции?

— Писал. А что толку? Писать в нашу районную инстанцию — это одно и то же, что на луну плевать.

— Кому это ты писал? — поднял голову Мотяков.

— Тебе, например.

— Мне? Не помню. — Он обернулся к Тимошкину: — Тимошкин, было?

— Не поступало, — выпалил тот.

— А это что? Не твоя подпись? — Кузькин вынул из кармана открытку и сунул ее Тимошкину. — У меня письмо с муд… уведомлением. Знаю, с кем дело имею.

Тимошкин покосился на открытку:

— Мою подпись надо еще документально доказать. А может быть, это подделка?

— А ну-ка? — Демин подошел к столу и взял открытку. — Товарищ Мотяков, в этом деле разобраться надо.

— Это само собой… Разберемся. Кто письмо потерял, кто факты извратил… Виноватых накажем.

Скрипнула дверь, вошла секретарша:

— Товарищ Демин, вас к телефону. Из обкома звонят.

— Хорошо!

Секретарша ушла.

Демин положил открытку перед Мотяковым.

— Так разберитесь, — и вышел.

— Чего с ним говорить! — махнул рукой Гузенков. — Известный элемент… отпетый.

— В тридцатом году я колхоз создавал, а вы, товарищ Гузенков, на готовенькое приехали. Еще неизвестно, чем вы-то занимались в тридцатом году.

— Мы тебя вызвали не отчитываться перед тобой! — оборвал Живого Мотяков. — А мозги тебе вправить враз и навсегда. Понял? Будешь в колхозе работать?!

— Бесплатно работать не стану.

— А