Причем беззлобно, и что более обидно — мимоходом и отнюдь не собираясь оскорбить или обидеть.

Милиционер неприязненно посмотрел на Печорскую. Наверное, он бы провел с ней нравоучительную беседу, выпустил бы пар и отпустил на все четыре стороны, так как предъявить гражданке все равно было нечего. А потом, она совсем не походила на злоумышленницу. Но в это время дверь кабинета открылась, и в сопровождении начальника городского отделения майора Мишина и участкового уполномоченного старшего лейтенанта Бабенко в него вошел человек с важной осанкой. Держался он так же прямо, как гренадер на строевом плацу. Звали этого человека Валдис Гриндель…

Глава 4. У майора Щелкунова опять забирают дело

Старший следователь республиканской прокуратуры Валдис Давидович Гриндель, совсем недавно получивший классный чин советника юстиции, негодовал. Он не бил посуду, не рвал густую черную шевелюру и не крутился волчком вокруг собственной оси, пытаясь укусить себя за локоть. Он просто молча выражал крайнее неудовольствие, заметно сказывающееся на его внешнем виде: на сухощавом лице проступали крохотные красные жилочки, а левое веко подергивалось. Ему, столько сделавшему для спокойной жизни города и всей республики в целом (только участие его в деле «банды разведчика» чего стоит), поручают разобраться с жалобой какого-то там работника механической мастерской пишущих машин Инсафа Галиакберова. Наверняка человека очень недалекого и малообразованного, у которого, верно, под ногтями вечная чернота от типографской краски и который плохо изъясняется по-русски, поскольку всего-то лет пять-семь назад покинул деревню, название которой переводится как Горелые Пни.

А жалоба этого человека такова: старший оперуполномоченный капитан Еремин превысил свои служебные полномочия и практически сфабриковал дело на племянника Инсафа Галиакберова — Фатыха Зарипова. А он к делу о хищениях муки из пекарни хлебозавода, производящей формовые сорта хлеба и армейские сухари, никакого отношения не имеет. И вообще, Зарипов — человек честный и законопослушный, ни разу не замеченный в каких-либо противоправных проступках. И он, старший следователь прокуратуры Татарской Автономной Советской Социалистической Республики, с погонами советника юстиции, что практически тождественно званию подполковника, в выходной день вынужден тащиться в одно из городских отделений милиции и разбираться с каким-то там оперуполномоченным, нагородившим несуразное в незначительном уголовном деле. И это когда вся страна законно отсыпается после встречи Нового года.

Впрочем, «тащиться» сказано, конечно же, для красного словца. На самом деле Валдиса Давидовича привезла «Победа», приписанная к прокуратуре республики, чаще всего возившая до того орденоносца, старшего следователя прокуратуры республики Николая Ефимовича Бабаева. После его выхода в отставку автомобиль был передан в распоряжение старшего следователя Гринделя, чтобы советник юстиции не тратил свое служебное время на поездки в общественном транспорте и приносил республике максимум пользы…

Когда Валдис Давидович в сопровождении майора Мишина и находившегося в отделении участкового Бабенко вошел в комнату оперов, то застал там Еремина. Помимо него, в кабинете находилась миловидная молодая женщина, которую капитан допрашивал.

— Что тут происходит? — хорошо поставленным строгим голосом просил Гриндель.

— Здравия желаю! Веду допрос гражданки Веры Ивановны Кругловой, задержанной в ночное время конным нарядом милиции по подозрению в занятии проституцией, — энергично отрапортовал вскочивший со стула опер Еремин.

— А это не Вера Круглова, — вдруг подал голос прямодушный и бесхитростный участковый Бабенко. Ему, в связи с ночным вызовом на Грузинскую улицу, надлежало в это время не старшего следователя республиканской прокуратуры сопровождать, а дрыхнуть без задних ног в постели со своей супружницей Мариной, уткнувшись ей под мышку. А он, как доблестный служака, продолжал исполнять свой долг и даже ни разу не заикнулся начальнику отделения, что в данное время ему положено отдыхать. — Это Нина Александровна Печорская. Вдова повесившегося вчера вечером, а может, и убитого — это пока выясняется — коммерсанта Модеста Вениаминовича Печорского. Несколько часов назад я самолично присутствовал при ее допросе и осмотре квартиры гражданина Печорского на Грузинской улице.

— Вот как? Очень даже интересно, — оглядел Гриндель Нину, мгновенно потеряв интерес к Еремину, якобы состряпавшему фиктивное уголовное дело, ради чего он и прибыл в отделение милиции. — А кто ведет дело этого Печорского? — обратился советник юстиции к Бабенко.

— Начальник отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством городского управления милиции майор Щелкунов, — отрапортовал Бабенко.

Валдис Давидович еще раз внимательно оглядел Нину:

— Задержанную Печорскую я забираю с собой. Приготовьте все бумаги по ней и передайте мне. Даю вам на все про все, — он глянул на наручные массивные часы и произнес: — шесть минут!

* * *

После дежурства Виталий Викторович проводил Зинаиду до дома. Она проживала на улице Малая Красная, которая была расположена неподалеку от места происшествия. В какой-то момент майор поймал себя на том, что ему доставляет большое удовольствие идти рядом с симпатичной девушкой. За всю дорогу они произнесли всего лишь несколько фраз, но молчание совершенно не тяготило. У Щелкунова было приподнятое настроение, и тому были причины: перешагнули в новый год, который обязательно должен быть лучше прежнего; ему нравилось, что первый день наступившего года был тихим и снежным; он радовался, что впереди у него целые сутки отдыха и можно вдоволь поспать, совершенно ни о чем не думая. И вообще, жизнь хороша, остается только пожалеть того бедолагу, что сунул голову в петлю (если ему, конечно, не помогли). А ведь у Печорского было все, чтобы жить счастливо и дальше: рядом с ним была молодая красивая жена; он имел прекрасную квартиру и хороший доход, придававший ему уверенность в завтрашнем дне. И должно было случиться что-то очень из ряда вон выходящее, чтобы в один миг отказаться от всего, что было завоевано большим трудом.

— Вот мы и пришли, — произнесла Зинаида, остановившись на углу дома. — Я здесь живу, в этом доме. Кухонное окно справа, а другое выходит из моей комнаты, — указала она на два высоких окна на втором этаже.

— И как тебе здесь?

— Хотя квартира коммунальная, но все равно нравится.

— Очень тихая и красивая улица, — согласился Виталий Викторович. — Рядом с Казанкой. В конце улицы Фуксовский сад, я нередко туда прихожу и смотрю на реку.

— Вот как? — удивилась Кац. — Никогда не думала, что вы романтик. Мне тоже очень нравится это место. Почему же мы тогда не встретились, если вы часто сюда приходите?

— Не знаю, — пожал плечами майор, — наверное, не судьба была.

— А вы знаете о том, что мы сами делаем свою судьбу, — насупившись, возразила девушка. — Об этом еще товарищ Сталин упомянул в своей книге «Диалектический и исторический материализм». Вы чего улыбаетесь, я вам, товарищ майор, серьезно говорю, как сознательный