из наших людей, которого товарищи послали за выпивкой. Мужик тот пропал на пять суток и, возможно, пропал бы навсегда, если бы один наш солдат случайно не заметил его, плачущего, на углу улицы, очень далеко от нашего корабля. Он был таким исхудавшим и выбившимся из сил, что его было трудно узнать. Дело в том, что бедняге пришлось дневать и ночевать на улице, под дождем; никто не предложил ему ни ночлега, ни крошки хлеба, потому что нечем ему было за них заплатить.

Народу на улицах была тьма, так что передвигаться надо было в три уровня: одни передвигались под землей, другие – собственно по улице, а третьи – по железной дороге, проходившей даже на высоте крыш домов [47].

Из выдающихся зданий, которые я там видел, помню в особенности одну невероятно большую церковь. Она выглядела бы очень торжественно, если бы не была, как и все здания в Лондоне, покрыта толстым слоем угольной копоти; даже окна той церкви были все в непроглядной саже.

Вечером, вдоволь нагулявшись, я вернулся на корабль и увидел там одного из наших финнов, который тоже пришел из города. Он был очень весел, красовался в своей совершенно новой одежде и хвалился, что приобрел ее по весьма привлекательной цене. Видимо, прежде чем заключить свою наивыгоднейшую сделку, он изрядно набрался, поскольку вскоре завалился спать не раздеваясь. Утром я слышал, как он жестоко ругался и корил себя. Мы пошли посмотреть и увидели, что несчастный в своей новой одежде был с ног до головы измазан сливочным маслом, словно добрая пастушья краюха хлеба. Оказалось, он забыл, что, уходя в город, положил к себе в кровать пять фунтов масла, которое в теплую погоду совсем растаяло.

Но вряд ли бы он и без масла долго радовался купленному здесь наряду, потому что, хотя одежда при покупке и выглядела очень новой, была она, однако же, сшита из старых тряпок и после носки, спустя день или два, представляла собой жалкое зрелище.

7 августа мы отправились из Лондона дальше и уже 15-го числа были у берегов Копенгагена. Однако там мы не захотели останавливаться, потому что дул хороший попутный ветер, и продолжили наш путь без задержек, пока 28 августа счастливо не бросили якорь в гавани Кронштадта.

Об этом месте я тоже мог бы рассказать несколько веселых историй, но, пожалуй, воздержусь и буду заканчивать. Потому как, если новоиспеченным морским волкам вздумается потом на мои слова обидеться и подать в суд, ездить так далеко на заседания мне будет немного затруднительно.

T. A.

[1] Гринев А. В. Этнический состав пришлого населения Русской Америки // Этнографическое обозрение. 2007, № 3.

[2] Enckell M. J. Scandinavian Immigration to Russian Alaska, 1800–1867 // Foundation for East European Family History Studies Journal. Vol. IX, 2001. P. 108.

[3] Ahllund T. From the Memoirs of a Finnish Workman. Transl. by Panu Hallamaa // Alaska History. Vol. 21, No. 2. 2006. P. 2.

[4] Колошами или колюжами русские называли представителей местного коренного народа тлинкитов.

[5] Так русские называли местных оленей.

[6] Вавилов М. И. Последние дни в Русской Америке, 1867–1868 годы: из записок очевидца (1868) // Русская старина. Том XLIX, 1886. С. 549–560.

[7] «Местные жители и кучка русских людей, служивших российско-американской компании, ничего не знали об этом до фактического появления американцев». М. И. Вавилов оценивал число «русских, финляндцев и иностранцев» в 800 человек. См.: Вавилов М. И. Цит. соч.

[8] Рокот В. Князь Русской Америки. Д. П. Максутов. М.: ЗАО «Центрполиграф», 2007. С. 236.

[9] Полное собрание законов Российской империи. Собрание Второе. Том 42. Отделение 1. 1867. С. 423.

[10] История Русской Америки. 1732–1867. / Под ред. Н. Н. Болховитинова. Том III. С. 472.

[11] История Русской Америки… С. 472. «Истые русские люди остались русскими; переменившие же национальность состояли из обрусевших финляндцев, русских немцев и нескольких лиц, хотя и русского происхождения, но родившихся в северо-западной Америке». (Вавилов М. И. Цит. соч.)

[12] Рокот В. Князь Русской Америки. Д. П. Максутов. М.: ЗАО «Центрполиграф», 2007. С. 260.

[13] Suomen Kuvalehti. №№ 15, 16, 18, 19. 1873.

[14] Работников нанимала Российско-американская компания, которая всегда с удовольствием брала финнов.

[15] Остров Ситка (также Ситха) – тлинкитское и неофициальное русское название острова у побережья Юго-Восточной Аляски; официально с 1805 года назывался островом Баранова (в настоящее время Baranof Island).

[16] Заложенный первым главным правителем (губернатором) русских колоний А. А. Барановым в 1804 году, Ново-Архангельск был «столицей» Русской Америки до 1867 года. Сейчас город Ситка.

[17] Русские называли такие лодки, которые представляли собой деревянный каркас, обтянутый тюленьей или моржовой кожей, байдарками. Байдарки использовались разными народами на севере Тихого океана, но не тлинкитами. На острове Ситка они появились после прихода русских, которые привели с собой алеутов и эскимосов с острова Кадьяк.

[18] Если плыть вокруг света на восток, выигрываешь один день.

[19] Максутов, Дмитрий Петрович (1832–1889) – офицер российского ВМФ. С 1859 года на службе Российско-американской компании; с декабря 1862 года – главный правитель Русской Америки. В 1882 году был произведен в контр-адмиралы.

[20] Мера объема жидкостей, составлявшая около 120 мл.

[21] Днем тезоименитства Александра II было 30 августа, а 26 августа праздновался день его «коронования и миропомазания».

[22] 25 мая 1867 года в Париже, куда Александр II прибыл на Всемирную выставку, в него стрелял деятель польского освободительного движения Антон Березовский. Офицер охраны успел оттолкнуть руку террориста, и пули попали в лошадь. Автор, вероятно, говорит о молебне, который отслужили в один из праздничных дней в августе 1867 года по случаю относительно недавнего спасения императора.

[23] Калоши (чаще колоши, также колюжи) – так русские называли тлинкитов, коренных жителей побережья Юго-Восточной Аляски. Тлинкиты с самого начала оказали русским колонизаторам отчаянное сопротивление (в том числе разрушив в 1802 году первую русскую крепость на Ситке) и, в отличие от алеутов и кадьякских эскимосов, всегда оставались независимыми – даже с формальной российской точки зрения. Специально для торговли с тлинкитами, от которой зависело снабжение Ново-Архангельска продовольствием, рядом с городом действовал так называемый колошенский рынок.

[24] Тойон – якутское слово, которое русские как минимум с XVIII века использовали в этом же значении в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и на Аляске.

[25] Речь о генерале Джефферсоне К. Дэвисе (1828–1879), прибывшем в Ситку с гарнизоном за неделю до церемонии передачи Аляски, которая состоялась 6 (18) октября 1867 года. Впоследствии Дэвис недолгое время