Шрифт:
Закладка:
– Ты счастлива? – неожиданно спросил Миша Настю.
– Не знаю, хороший вопрос. Почти.
– А что не так?
– Если бы я знала. А ты?
– Да.
– Никогда не видела счастливых людей.
– Не то чтобы счастлив, но меня все устраивает.
– Это хорошо. Хотела бы я узнать о тебе поподробнее.
– Взаимно. Задавай вопросы.
– Первое: работа. Вот, о чем хочется спросить.
– Я инженер-проектировщик. А ты?
– Методист в университете. Не самая престижная работа, но пока мне все нравится. Где я только ни работала, долго искала себя.
– Понимаю. Если было первое, что будет вторым?
– Ох, неловко, но спрошу. Ты женат? Есть ли у тебя дети?
– Так и думал. Ни того, ни другого.
– И у меня. Тебе, наверное, тоже надоело отвечать на подобные вопросы?
– Немного. Но меня как-то нечасто спрашивают об этом, – ответил Миша.
– Ну да. Это для девушки ужасно быть одной в тридцать.
– Не переживай. Неважно, что думают другие.
– Так-то да. Но я и сама начинаю думать, что со мной что-то не так.
– Поверь мне, ты одна из самых нормальных девушек, которых я знаю.
– Спасибо! Слушай, вопрос смелый. Но мне любопытно. В университете я тебе нравилась? В том самом смысле.
– Как девушка?
– Да.
– Если честно, да. Но меня кое-что отпугнуло.
– Что?
– Да ничего такого.
– Скажи.
– Нет.
– Я не обижусь.
– Ладно. Когда мы общались, ты часто говорила такие фразы: мы с мамой сходили, мы с мамой решили, мама сказала. Ваша такая близкая дружба меня немного удивила. Я был сам по себе, а ты как бы всегда с мамой. Это хорошо, ничего такого, просто у меня это вызвало странное ощущение. Что тебе никто не нужен, раз ты всегда с родителями.
Девушка не могла контролировать слез, текущих из ее глаз от Мишиных слов. Он попал в самое сердце проблемы.
– Настя, извини, не хотел тебя обидеть.
– Я не на тебя обижаюсь. Мне просто хочется побыть одной.
Настя вышла вперед, почти догнав Максима. Миша остался позади, раздосадованный тем, что сморозил какую-то несусветную глупость.
«Неужели так заметно господство матери в моей жизни? – размышляла Настя. Ужасно! Стыд и позор! Миша это заметил, другие тоже видят. Надо менять жизнь, надо отделяться».
Еще ее задело то, что она узнала о симпатии Миши и о том, что помешало развитию возможных отношений.
Мама вмешивалась во все дела. Когда Настя начинала с кем-то встречаться, приходилось чуть ли не с первых недель знакомить парня с мамой. Она была очень мила. Но потом остро подмечала недостатки: опоздал, подарил одну розу вместо букета, позвал домой, ему только одно надо. А еще все они казались маме несерьезными, ветреными.
У нее словно был трехэтапный план: одобрить, приблизить, а потом иголочкой за иголкой тыкать на слабые места и показывать, как парень неправильно ведет себя по отношению к ее прекрасной дочери. Так она мешала личной жизни Насти. Но своим подругам Ангелина Петровна говорила другое, мол, дочь так избалована, что все перебирает и перебирает молодых людей.
Настя жила под девизом: «Не расстраивать маму». Девушка привыкла постоянно работать над собой, быть хорошей, чтобы не подводить родителей, ведь ее воспитывали как правильного человека, умного, сильного. Иногда она ловила себя на мысли, что боялась маминых бурных эмоций. Часто ей приходилось скрывать свои дела, чтобы мама ее не осудила и не раскритиковала. Все-таки разные поколения имеют отличное друг от друга восприятие мира.
Она старалась избегать конфликтов. Чаще соглашалась с родителями, даже если внутри была не согласна. Но маленькие шаги для расширения личного пространства она все-таки совершала. Старалась сделать это максимально мягко.
Настя понимала, что такая зависимость не здорова. Но не знала, как выйти из этого состояния. Стоило отстраниться от матери, как она тут же это чувствовала на уровне тонкой связи. Ангелина Петровна устраивала спектакль с болезнью, лежала, просила лекарств, воды, и Настя сдавалась. Такой маневр срабатывал каждый раз, и девушка снова становилась послушной и смиренной дочерью. Мама оставалась довольной, а дочь чувствовала огромную тяжесть внутри, которая давила куда-то в районе груди.
Глава 14
Миша любил одиночество. Не срасталось у него с девушками. Не умел кокетничать, вызывать симпатию, робел, нервничал. Его отвергали. Но Миша не стал сильно печалиться из-за этого. Одному было нормально. Он оброс друзьями, но многие женились, завели детей, и он потерял с ними связь.
Он просыпался один, завтракал один, ехал в машине один, работал в большом кабинете вместе с другими инженерами-проектировщиками, потом снова один ехал домой или на тренировку. Полюбил бег. Бег прекрасен в одиночку, занятие как раз для него.
Миша обрел много знакомых на мероприятиях спортивно-походного характера. Много ездил. Дом был полон разного снаряжения. Молодой человек даже обучался отдельно скалолазанию. Он написал себе список мест, где хотел бы побывать. Ставил личные рекорды по количеству пройденных километров. Семь дней он провел в походе, ночуя в палатке.
Так шел год за годом. Он жил равномерно, гармонично. Ему никто не требовался. Он привык к тому, что его любят на поверхностном, дружеском уровне. Как хорошего человека. Но отказывался верить, что его могут полюбить серьезно, всем сердцем, надолго. Миша и не надеялся, что в нем можно увидеть нечто такое, чтобы остаться с ним навсегда. Он больше никогда не влюблялся, никого не искал и не питал надежд. Свобода его полностью устраивала.
В последний раз он влюбился в Свету из соседнего отдела. Недолгие отношения в три-четыре месяца закончились быстро. Девушка сама стала инициатором сближения и сама же приняла решение расстаться. Мише польстило внимание красивой Светы, но он так и не понял, что к ней чувствовал: она была симпатична, но не так сильно, чтобы назвать это любовью. Те девушки, которые его восхищали, казались ему совершенно недоступными. А нравилась ему нежная, хрупкая красота. Но у таких милых фей всегда уже был парень, так что шансов не имелось. А амазонки Мишу не привлекали. Сильные, могучие, грубые женщины отталкивали набором мужских качеств, которых подчас и у самого Миши не имелось. Ему хотелось защищать и оберегать девушку, способную любить по-настоящему. Нельзя
