— Ну, что, Сергей?

— По-моему, хорошо получилось. Давай посмотрим валик.

— Его же не вытащить из стекла.

— Ничего, справимся... — Сергей завернул стекло в газету, тихонько побил по нему ручкой молотка; развернул, обобрал осколки и подал Сане валик:

— Гляди каков!

Саня помял упругую массу, радостно улыбнулся.

— Будто гуттаперчевый!

Сергей прочистил проволокой отверстие в каркасе, вставил вместо стержня стальную спицу для вязанья, покатал по полку.

— Смотри, Сашок, а ведь здорово!

— Да, хорошо! — одобрил Саня.

Осталось сделать на стержень ручки — и катай, печатай!

— Ну-ка, дай еще посмотрю!

Саня еще раз осмотрел, ощупал валик, причмокнул довольно языком.

— Ну, когда же за настоящее дело, Серега?

— Надо еще изготовить густые анилиновые чернила и достать бумагу.

— Бумагу я припас. Она спрятана в амбаре. Могу сходить.

— Торопиться не надо. Завтра я смастерю стержень и ручки для валика, а ты принесешь бумагу. Вместе приготовим чернила и сделаем пробу.

— Хорошо, договорились. А сейчас пойдем в амбар, доктор мне дал интересную книгу...

2

После ночной грозы, вызвавшей небольшое похолодание, опять установились теплые, ясные дни. Снова пошли грибы. Ссыльные всей коммуной уходили в лес с большими плетеными корзинами. Грибные походы были отдыхом, развлечением и полезным занятием. Грибы заготовляли впрок: сушили, солили, мариновали.

Грибная пора для уржумцев была счастливой страдой! В лес отправлялись целыми семьями — с корзинками, с лукошками, с ведрами. Брали с собой даже пятилетних-шестилетних ребятишек, для которых заранее покупали на базаре маленькие, сплетенные из цветистых прутьев корзинки.

У Костриковых и Самарцевых все, от мала до велика, были заядлыми грибниками.

Боясь упустить время, Саня и Сергей сговорились отложить печатание листовок и принять участие в грибных походах.

Чтоб было веселей, составили хорошую компанию: Саня с братьями и сестрой, Сергей с сестрами да еще Вера с подружкой.

Уходили рано по росе, брали с собой еду и домой возвращались только под вечер, уставшие, но радостные, с полными корзинами боровиков, подберезовиков, подосиновиков, рыжиков, слегка прикрытых резными дубовыми листьями.

Лесов вокруг было много: Солдатский, Зоповский, Берсенский. Поля, перелески, луга и снова леса. Если посмотреть с горы, то почти весь горизонт опоясывала голубовато-синяя лента лесов.

Дремучие леса и богатырские сосновые боры исстари оказывали влияние на характеры местных жителей. Уржумцы в большинстве своем были люди тихие, покладистые, работящие, добрые, отличались здоровьем и силой.

Молодые грибники любили забредать в дальние незнакомые леса и, облюбовав где-нибудь уютную полянку, устраивали привал. Однажды на таком привале за едой начались оживленные разговоры. Саня рассказывал про Вятку, Сергей — про Казань. Потом возникла импровизированная самодеятельность: декламировали стихи, пели песни.

У Сергея был чистый и звонкий тенор, у Сани — баритон, у старшего брата Сани — бас. Девушки почти все хорошо пели. Когда затянули песню в лесу, где была незыблемая тишина, сами не поверили себе: чудилось, будто поет заправский хор.

Вниз по Волге-реке

С Нижне-Новгорода

Снаряжен стружок,

Как стрела летит...

Песня разливалась широко, привольно. Могучие строгие ели застыли, заслушались. Плакучие березы опустили тонкие ветви до самой земли.

Эх, вы, братцы мои,

Вы, товарищи,

Сослужите вы мне

Службу верную.

Киньте, бросьте меня

В Волгу-матушку,

Утопите в ней

Грусть-тоску мою...

Не успели смолкнуть звуки последнего куплета, как из леса на поляну вышел высокий человек с корзинкой, с суковатой палкой в руке и зарокотал:

— Браво! Брависсимо! Это есть настоящий капелла! Здравствуйте, молодые люди!

— А, господин Спруде! — обрадовался Саня. — Здравствуйте! Присоединяйтесь к нам.

— Спасибо! Но я не есть один.

— Зовите всех, будем вместе петь! — крикнул Сергей.

— О, раз вы приглашал, я буду созывать наших. — Он достал самодельную дудочку-свирель и заиграл.

Скоро на поляну выскочил пятнистый сеттер и остановился в недоумении, не зная, молчать ему или лаять.

— Тубо, Анчар! — строго сказал Спруде и улыбнулся, поведя рукой в сторону молодых людей. — Это есть наши друзья.

Анчар понял, подошел к Вере, сидящей на траве, и лизнул ее в щеку.

— О, это значит, что вы, барышня, очень понравились нашему Анчару, — засмеялся Спруде. — Он любит хорошеньких барышень.

Все засмеялись и весело встретили вышедших на полянку остальных ссыльных.

— Вы чудесно пели, друзья! — сказал Мавромати. — Чудесно! Мы с радостью слушали. Спойте еще что-нибудь.

— Давайте вместе споем. Присаживайтесь! — пригласил Сергей.

— Спасибо, не откажемся.

Ссыльные, поставив свои корзины, расселись на траве.

— Запевайте, Сережа, у вас хороший голос, — сказал Мавромати.

— А что, какую?

— Что-нибудь... все равно.

— Сейчас в Казани студенты одну песню очень любят и поют, но, может, не все знают?

— Ничего, запевайте, мы наверняка знаем, — сказал Мавромати.

Сергей откашлялся и затянул негромко, слегка вибрирующим голосом:

Спускается солнце за степи,

Вдали золотится ковыль...

И тут его поддержал густой, красивый бас Мавромати:

Колодников звонкие цепи

Взметают дорожную пыль.

Саня незаметно мигнул, и звонкие девичьи голоса дружно подхватили:

Динь-бом, динь-бом —

Слышен звон кандальный,

Динь-бом, динь-бом,

Путь сибирский дальний,

Динь-бом, динь-бом,

Слышно там идут,

Нашего товарища на каторгу ведут.

Припев прозвучал слаженно, Сергей почувствовал прилив воодушевления, запел уверенно, вдохновенно. Его чистый голос хорошо гармонировал с басом Мавромати.

И так как рядом сидели и пели те самые люди, о которых сложена эта песня, которые сами вот так же брели по пыльной дороге, Саня, Сергей, да и все другие были охвачены трепетным чувством, и на глаза их навертывались слезы.

Когда песня смолкла, все долго сидели, как завороженные.

Песня словно бы сроднила их, сделала верными друзьями.

Спруде поднялся первым и, опираясь на палку, заговорил взволнованно:

— Спасибо, молодые люди. Это чудесно! Больше не надо петь. Лучше спеть не можно! Пусть этот день и эта песня живут в нашем сердце.

3

По совету ссыльных листовку задумали выпустить и разбросать в городе накануне большого скопления крестьян. Обычно много народу съезжалось в город в базарные дни, в субботу.

Но сейчас была в разгаре уборочная страда, и на базар приезжало