— Дело ихнее, пусть в троллейбусе душатся, — презрительно объясняет энтузиаст. — У меня цена полюбовная, как в патенте записано. Может, я им по дороге всякие дополнительные услуги оказываю. Вон, гляди, у меня в машине «Шарп» присобачен и термос с черным кофеем…

В Ялте он с рук на руки сдает нас гостеприимной старушке, которая не отцепится до тех пор, пока не поселит в курятник, проживание в котором стоит лишь чуть-чуть дороже, чем в интуристовском отеле. В счет этого имеются преимущества: после старушки и временно отселенного в огород петуха-аборигена ты тут полновластный хозяин. Швейцар тебя не шпыняет, администратор не презирает, дежурная по этажу за нравственностью не следит, и горничная чуть свет с постели не сгоняет пылесосом.

И вот мы уже одной ногой купаемся в море, а другой стоим в очереди за обедом, который можно есть, только зажмурив глаза и отворотя нос от тарелки. Потом мы одной рукой гребем от берега в сторону Турции, а другой суетливо отпихиваем от подбородка всяческую дрянь, яростно сплевывая то, что не успели отпихнуть. Мы внушаем себе, что водоплавающая гадость лишь по внешнему виду смахивает на содержимое канализации, выпускаемой прямо в море, а в сущности, это естественный продукт морской жизнедеятельности вроде планктона.

Мы сознательные. Мы сознаем, что никто нас сюда не зазывал, никто нас здесь не ждал. Не про нас строены отели «Ялта» и «Ореанда» с хамелеонными швейцарами, зато именно от нас отгорожены закрытые пляжи с благами цивилизации. Мы стоим в километровых очередях, потому что нас много, а обслуживающего персонала мало. Мы ходим на пляж, как на работу, чтобы захватить место в шесть утра, ибо нас приходится до восьми туловищ на квадратный метр пляжа. Наконец, мы утешаем себя тем, что солнечные лучи и воздушные ванны в отличие от моря и обеда отпускаются без всяких посторонних примесей.

Но, увы, и тут мы дико заблуждаемся. Впрочем, на этот счет заблуждался даже сам Михайло Васильевич Ломоносов, когда говорил, что могущество России будет прирастать Сибирью. Наши министры — не Ломоносовы и, видимо, поэтому давно и целеустремленно приращивают это могущество Крымом. Сейчас здесь функционирует около 300 промышленных объединений и предприятий, которые ежесуточно обогащают атмосферу всесоюзной здравницы двумя миллионами килограммов вредных веществ.

Конечно, с точки зрения количественного показателя мы, дикари, от этого не тощаем, а, наоборот, даем привес. Причем не только посредством желудка, а прямо через все фибры души. За сезон нас набивается в Крым миллионов этак восемь, значит, на душу приходится по четверть кило вещества в сутки. Не пито, не едено, а глядишь, за отпуск и поправился на полпуда.

Другое дело — с точки зрения качества. Ведь среди этих восьми миллионов сплошь и рядом попадаются передовики производства, ударники труда и вообще люди, не подлежащие вытравливанию, например, окисью азота или серным ангидридом. Однако министерство взлелеяло здесь аж два объединения, которые подпитывают окружающую среду этими веществами. Да и не только этими. Тут на любой вкус имеется эффективное химическое соединение. И для цирроза печени, и для язвы желудка, и для экземы анфаса. А недавно в окрестной почве обнаружили очень активный мышьяк. Прямо ковыряй ногтем и клади на больной зуб.

Но есть еще химический завод в курортном городе Саки. Он функционирует здесь в соответствии с законом диалектики, трактующим единство и борьбу противоположностей. Поэтому, видать, на него и не распространяются обычные законы, выдуманные человечеством для удобства существования. Дело в том, что сюда со всего белого света стремятся больные люди, сильно надеющиеся вылечиться знаменитыми сакскими грязями. А на месте выясняется, что эти грязи находятся в состоянии борьбы с отходами химического производства. И в то же время составляют с ними неразрывное единство. Теперь уже и врачи не знают, во что они окунают больного — в целебную ли грязь, в медный ли купорос. Однако еще и сегодня многие приехавшие лечиться уезжают отсюда вполне живыми.

Мало того, руководители министерства заприметили, что в близлежащем Сиваше тоже шевелится что-то живое. И затеяли строительство Сивашского анилинокрасочного завода, который сразу приукрасил легендарное прошлое одноименного водоема. Ох, и чуден, ох, и красочен Сиваш при тихой погоде, когда вольно и плавно несет он полумертвые воды свои! И уж, конечно, редкая птица долетит до середины его, не став похожей на разноцветного попугая.

Надо отметить, химические гиганты без всякой дискриминации ведут травлю и флоры, и фауны. То есть уничтожают и то, что шевелится, и то, что цветет. За истекшую пятилетку они химизировали подземные воды на площади в сотни квадратных километров. В том числе подтоплено несколько сотен гектаров сельхозугодий. Если учесть, что сверху эти угодья активно химизирует агропром, то мы, дикари, под личиной помидора или арбуза поедаем гербицид или пестицид. Который из них действеннее, сказать трудно, оба слова обозначают ядохимикаты и в переводе с латинского содержат корень «Убиваю».

Помнится, еще в смутные времена застоя ученые одного НИИ порадовали мир открытием. Экспериментировали они чего-то там по Продовольственной программе, и вдруг у них вывелся супермикроб, который питается исключительно ядовитыми химическими соединениями. Ну, конечно, шум подняли по телевизору государственный, в пробирки с ядом пальцами тычут: вот, мол, где он у нас сидит и в текущий момент спокойно обедает. Тогда на почве микроба сцепились языковеды с музыковедами: спорили, какой же экономический эффект может быть от этой пакости для народного хозяйства? Потом ввязались академики, повара, юные следопыты, домохозяйки, педагоги, демагоги — широкие слои населения. В общем, пропал микроб. Канул. То ли спор был ядовитее химических соединений, то ли микроб так странно повел себя с голоду.

Теперь ученые весь сезон устраивают в Крыму экологические конференции и тоскуют по утраченному микробу. Если в прошлом году они просто ругали Минхимпром и другие ведомства, то нынче слышны конкретные, деловые призывы. Они призывают изучить врага, чтобы знать, как с ним бороться. Себя при этом тоже критикуют: мы, мол, из-за отсутствия гласности огульно называли эти вредные соединения ангидридами да нитратами, а кто знает, которое из них действует на мозг, а которое — на мочевой пузырь? Вот давайте изучим их персонально, выпестуем для каждого соответствующий антимикроб с хорошим аппетитом и начнем бактериологическую войну.

Что будет при этом с нами, дикарями, они, конечно, не подумали. Представляете, лежим мы на пляже, слегка почесываемся, воображая, что это нас ветерок щекочет или солнышко припекает, а на самом деле зудится оттого, что на этом месте схлестнулись злые микробы с ядовитыми ангидридами и поедом другу друга едят. Ладно еще,