Предстоящий брак не всем пришелся по вкусу. Особенно возмущалась Басшева Вульф, бывшая теща Арье-Ора. По-прежнему считая его членом семьи, она несколько раз звонила Рути и охала в трубку:

— Ведьма, йеменская ведьма! И чем она его приманила?

Рути деликатно отмалчивалась, ведь слово, сказанное одной женщине, все равно что объявление в газете. Сегодня ты поверяешь сердечную тайну любимой подруге, а завтра о ней судачат продавщицы в соседнем супермаркете. С Басшевой Рути связывали только воспоминания, а вот с Мазаль, судя по сумасшествию брата, предстояли долгие и непростые отношения.

Через десять месяцев после несчастья Арье и Мазаль объявили о помолвке. Накануне вечером Арье позвали к телефону прямо из зала колеля. Мазаль, нервно покашливая, попросила обязательно сегодня прийти. Странная просьба, их встречи всегда происходили только при свете дня, да и в колель она никогда не звонила. Удивленный, Арье поспешил к невесте.

В доме было шумно, на кухне вовсю орудовали мать Мазаль и две ее сестры. Они готовили традиционные йеменские блюда, какие не купишь даже за большие деньги. Пряные ароматы шибали в нос, Арье сглотнул слюну и пошел за Мазаль в ее комнату. Через распахнутую дверь кухни он увидел свою будущую тещу и слегка поклонился в знак приветствия. Она ласково помахала ему рукой и прокричала, пытаясь пробиться через стук ножей, грохот сковородок и свист закипающего чайника:

— Завтра ты попробуешь настоящий джахнун![1]

Мазаль пропустила Арье перед собой и плотно притворила дверь в комнату. Опять странно, отметил про себя Арье, ведь по закону наедине могут оставаться только супруги, поэтому до сих пор они всегда оставляли дверь полуоткрытой.

— Арье, — Мазаль поднесла руки к груди и умоляюще посмотрела ему в глаза. Ее пальцы судорожно комкали платочек. — Арье, ты, наверное, станешь меня презирать и, может быть, вообще знать не захочешь, но я больше не могу, я обязана, обязана все рассказать.

— Что «все»? — встревоженно спросил Арье.

— Иначе мы не сможем быть счастливы, — продолжила Мазаль, не обращая внимания на вопрос. — Я не смогу быть счастлива. Я всегда буду думать только об этом и всегда буду плакать. Ты ведь заметил, что я все время плачу. Ведь заметил?

— Еще бы! — воскликнул Арье. — Но ведь ты так и не сказала почему.

— Я просто не могла. Тогда не могла. А сейчас могу. Только выслушай меня до конца. Не перебивай и не уходи, пока не дослушаешь. Обещаешь?

— Обещаю, — удивленно и настороженно ответил Арье. Что уж такого могла натворить кроткая Мазаль, чтобы он не захотел выслушать ее до конца и ушел, разорвав помолвку!

— Ты думаешь, что сам ко мне пришел, по своей воле? Будто влюбился и пришел? Но это не так!

Арье хорошо помнил свой сон и глаза, не дававшие ему покоя. Он помнил свои долгие прогулки по городу и хотел рассказать об этом Мазаль, давно хотел, но как-то не получалось. Сейчас, он расскажет прямо сейчас…

— Молчи! — она поднесла палец ко рту. — Ты ведь обещал не перебивать. Молчи и слушай. Я влюбилась в тебя два года назад. Услышала, как ты поешь на субботней молитве, и долго не могла успокоиться. Потом стала ходить на все твои выступления. Все про тебя вызнала, даже фотографию раздобыла. Твой голос все время звучал в моем сердце, с ним я ложилась спать, с ним просыпалась. Я понимала, что надежды никакой нет, я из другой общины, старая, некрасивая…

Арье протестующе взмахнул рукой, но Мазаль решительным жестом поднесла ладошку к его рту.

— Молчи. Да, некрасивая и старая, а тут объявили о твоей помолвке, потом о женитьбе. Я видела тебя вместе с Хаей и думала: все правильно, таким юношам должны доставаться такие девушки, а мой удел сидеть в сторонке и дожидаться бедолагу, которого предназначил мне Всевышний. Самым страшным было молчание, ведь я не могла даже заикнуться, что люблю женатого мужчину, не могла никому рассказать, поделиться, выплакать.

Потом у тебя родилась дочь. Я пыталась выбросить тебя из своего сердца, хотела научиться ненавидеть тебя, презирать, без причины, только чтобы забыть, но ничего не получалось.

По ночам я готовлю для отца и его учеников кофе и закуски. Раньше этим занималась мама, но в последние годы она начала принимать таблетки, и ее страшно клонит ко сну даже днем. Я все равно допоздна сижу над тетрадками, готовлюсь к урокам и вообще сплю мало, поэтому и стала помогать отцу. Что они там учат, я не знаю, да и кто мне станет рассказывать, ведь женщинам каббала запрещена. Но однажды дверь в их комнату осталась неплотно прикрытой, и я услышала, о чем шла речь.

Отец рассказывал про ангелов, о том, как приобрести над ними власть. У него хранится старинный манускрипт, его передают из рода в род много поколений. Когда в сорок девятом году в Сану прилетели израильские самолеты и стали вывозить всех евреев, мой дед спрятал его под одеждой и так поднялся на борт.

Уже в дороге они поняли, что это не Божье спасение, а испытание, что везут их не на Святую землю, а в антирелигиозные кибуцы. Как только самолеты поднялись в воздух, израильские инструкторы приказали мужчинам состричь пейсы, а женщинам снять головные платки. Объясняли это якобы опасностью болезней, санитарными предосторожностями и прочей глупостью, но раввины стразу сообразили, к чему идет дело, немедленно приказали сжечь свитки с тайным знанием. Попади они в руки социалистов, те смогли бы натворить ужасные беды. Многие так и поступили. Тебе, наверное, рассказывали о примитивных дикарях, разводивших костры прямо на борту самолетов?

Арье кивнул. Старая, набившая оскомину история. Правда, такого объяснения ему еще не доводилось слышать.

— Мой дед книгу не сжег. Когда его стали досматривать в аэропорту, он внушил инспекторам, будто под халатом у него пусто. Таких книг, как наша, во всем мире сохранилось две или три.

Отец достал ее из тайника и показал ученикам. В ней, на восемнадцатой странице, записаны имена ангелов. Если произнести вслух это имя, то ангел становится твоим слугой. Но делать это может только полный праведник.

Дальше я не стала подслушивать, тихонько отошла от двери и вернулась к себе. Утром, перед тем как уйти в школу, я всегда прибираю в комнате для занятий. Собираю пустые стаканы, расставляю по местам книги, подметаю. На этот раз я сразу принялась искать манускрипт. Отец как-то обмолвился о потайном ящике за книжным шкафом. Я начала проверять полки и скоро обнаружила тайник