Прошло время, на похоронах Зямы Гердта рядом со мной стоял какой-то мужчина. Я спросила Мишу, что это за красивый грузин. Оказалось, это Мильграм. Мы с ним разговорились, и я рассказала ему, как обозналась.

– Спасибо за грузина, – сказал он.

М.Ш.: Школа № 45 была престижной и лучшей из трёх школ, в которых я учился. Но всё же до сих пор, если я вижу на каком-нибудь дачном участке гладиолусы или «золотые шары», у меня мороз по коже. Сразу вспоминаю, как в детстве с ужасом ждал момента, когда такие же цветы срежут и всучат мне, чтобы нести в школу. Мои домашние задания мама проверяла аж до 10-го класса. Мне в голову не приходило, что знания когда-нибудь будут нужны.

Советская школа ломала тебя о колено. Чтобы пропустить уроки, я тёр градусник об одеяло, пока он не показывал хотя бы 37,2. Или уже в классе я щипал себя ногтями за уздечку носа. Это очень больно. Сначала появляются слёзы, потом ты начинаешь чихать. Минут через пять, захлебываясь соплями, ты ноешь:

– Мне очень плохо.

– Иди домой, – разрешает учительница.

И тут же кто-нибудь выкрикивает:

– Можно я его провожу? Мало ли что…

И одноклассник тоже валит с урока.

У меня сохранилась папина записка тех лет.

Из бардачка Михаила Ширвиндта

Миша!

Очень хотелось бы получить от тебя лёгкое, ни к чему, естественно, не обязывающее посланьице с кратким, в меру искренне-правдоподобным отчётом о существующем моменте твоей бурной жизни. Призываю тебя это сделать, ибо очень хорошо понимаю твою ситуацию, где жажда быть современным в глазах окружающих соплеменников всегда идёт вразрез с занудными требованиями родителей. В этой жуткой борьбе с самим собой я тебя призываю найти элегантную середину, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно брошенных родителей.

Ориентирами жизни, а может, и существования (жизнь и существование – это категории разные), должно для тебя быть:

а) родители никогда тебя не предадут (если ты по духу не Павлик Морозов);

б) не надо думать, что ты умнее, хитрее и опытнее, а главное – современнее своего отца (это возрастное заблуждение);

в) полагаться на свою интуицию следует не во всех случаях – не зазорно иногда отозвать отца в сторонку и посоветоваться;

г) не стоит торопиться познать сразу всё – потом будет скучно.

После этих теоретических выкладок перехожу к материальной программе:

1) помни, о чём мы договорились (я не шутил);

2) если переползёшь в 10-й, грозят всяческие курортно-вещевые блага;

3) не соблазняй себя неожиданным «чудом» в конце месяца – отрешись от соблазнов и позанимайся все эти оставшиеся крохи времени. Летом отомстишь обществу за майский труд. Если профукаешь май, грозит катастрофа. Я тебе пишу без ханжества – это так и есть.

Не предай отца! Он ещё пригодится.

М.Ш.: Ужас заключался в том, что меня заставляли заниматься даже летом. В своей книге я вспоминал об одном таком эпизоде – поездке в район Чернигова на реку Десна с рыбаком и папиным другом кинооператором Вилей (Вилием Петровичем) Горемыкиным.

Из бардачка Михаила Ширвиндта

Мы приехали большой компанией на двух машинах и разбили лагерь в сосновом лесу на очень красивом высоком берегу реки. Мы – это Виля Горемыкин, его жена Лена Козелькова, Вилин старший сын Саша, их фокстерьер Денис, мама, папа и я. Мы были совершенно одни: в радиусе нескольких километров не было ни одной живой души! Настоящий дикий отдых…

День на десятый дикий отдых начал немного поднадоедать… Распорядок жизни был уныловато-однообразен: мужчины удили и спали, женщины чистили и готовили рыбу, мы с Сашей занимались каждый своим делом, или, точнее, бездельем, Денис нас всех охранял.

Все это порождало хандру и лень. Однажды мы всей компанией сидели на бережку и сосредоточенно смотрели, как мимо проплывает лодка. Это случалось редко и потому попадало в категорию «развлечение». Сидим мы, значит, смотрим, и только Денис носится вдоль воды, лает и норовит прыгнуть в реку и уплыть за лодкой.

Тогда Виля говорит сыну:

– Саша, принеси ошейник.

Саша, не повернув головы, повторяет:

– Миш, принеси ошейник.

Я, мучительно не желая тащиться в машину за дурацким ошейником, предпринимаю попытку спастись:

– Чей? – спрашиваю.

Как-то раз эта тоска по цивилизации принесла неожиданные плоды. Сидим мы, как обычно, на берегу, и вдруг из-за поворота выплывает корабль! Огромный! Трёхпалубный теплоход! С кучей народа и музыкой! Все повскакивали с мест, засуетились, а мы с Сашей стали махать панамками и кричать:

– Э-ге-гей! К нам! Сюда!

Взрослые помахивали тоже. И корабль причалил!!! Да! Было братание, торжественное посещение буфета и даже просмотр футбола по телевизору в кают-компании!

Самым неприятным в этом отдыхе было то, что меня заставляли заниматься. Английский, математика, внеклассное, будь оно неладно, чтение! Отвертеться было невозможно, и каждый божий день приходилось тратить своё бесценное детство на эту каторгу. А тут ещё и зуб у меня раскачался. Взрослые требовали рвать – я ни в какую, меня ловили – я убегал…

В конце концов мама сказала:

– Хорошо. Если ты вырвешь зуб, то можешь сегодня не заниматься.

О боги! Что за пытка! Что за соблазн! И я согласился. Осталось только выбрать способ экзекуции. Совать руки ко мне в рот я категорически не давал, да и немногие решились бы, учитывая мои оставшиеся острые зубки. Выход нашёл папа. Мне надели на зуб петлю, другой конец нити привязали к двери автомобиля. Я должен был залезть в машину, папа – резко открыть дверь и…

Технически всё было подготовлено идеально: машина, зуб, петля, дверная ручка, папа, зрители. Итак… Барабанная дробь, рывок, дверь распахивается… и я выпрыгиваю следом! Зуб невредим! Так происходило несколько раз, и я всегда успевал выпрыгнуть, как бы резко папа дверь ни дёргал. Проект был на грани срыва. Вечерело, взрослые приближались полукольцом, у каждого в руках был какой-нибудь учебник: английский, математика или ещё какая-то гадость… И я решился.

– Стойте! – сказал я с веревкой в зубах. – Привязывайте меня к машине!

Так и сделали. Длинный конец моей петли привязали к заднему бамперу, папа сел за руль, машина тронулась, и мы поехали! Вернее, ехал только папа, а я бежал. Представьте себе картину: маленький мальчик в сандаликах, привязанный к машине, удаляется в клубах пыли в тщетной надежде… В общем, «стальной конь» победил. Я вернулся