Шрифт:
Закладка:
— Я подумал, что ты ушел.
Парень вздрогнул, хотя голос Роя прозвучал тихо.
— Я не ушел, — он понял, что сказал нечто, что теперь потребует объяснений. — Не хотел тебя беспокоить. Ты же дал мне ключи.
Объяснения выглядели жалкими. Беспокоить когда? Когда ушел или когда пришел? Или на протяжении всего времени между «ушел» и «пришел»?
— Я не знал, что думать. Ты где был?
Черт! Вот дурак! Глупое удовлетворение эгоистичных желаний. Ты не думал, что Рой думал и не знал, что думать. С одной стороны, внутри скребется чувство вины, с другой… Приятно, однако.
— Мне показалось, после того, что ты услышал…
— Я ничего не слышал, и тебе незачем оправдываться. Ну, разве что геи как-то особенно питаются, или их одежда как-то по-другому пачкается. У меня есть работа и диван, и какое мне дело до того, кто и чем занимается с тобой в студии.
Рой спустился в гостиную.
— Не спится. Может, кофейку?
Не спится. Кому не спится? Энди только и мечтал, что вернется, рухнет, и гори все синим пламенем. Какой к черту кофе?
— Ну, да. Я бы тоже не отказался, — соврал, и хорошо, что Рой не заметил.
Кофе недовольно заворчал, выказывая недовольство, что его разбудили посреди ночи. Рой пьет медленно. Как назло. Энди не пьет вовсе. Просто потому, что не лезет. Делает вид, что спать не хочет, а глаза закрываются.
— Ладно, — подытожил Маккена вполголоса, но мальчишка вздрогнул словно от грохота камнепада. — Умираю, хочу спать. Завтра поговорим.
Тоже соврал, и хорошо, что парень не заметил.
* Процесс.
Часть 4. Set your spirit free.
4. SET YOUR SPIRIT FREE.*
Чем быстрее приближался день выставки, тем глубже сумасшествие поражало всех. Генератором коллективного безумия безусловно был Рой. Его агрессия возрастала, перемежаясь приступами безудержного пьянства. Потом следовало полдня затишья, и адская машина заступала на следующий цикл. Съемки происходили повсюду: и в студии, и на всем остальном не входящем в нее пространстве. Энди напрочь запутался в человеческом материале, который, по ходу дела, имел непреодолимое желание участвовать в этой массовой оргии. Газеты смаковали предстоящее действо, истекая слюнями и ожидая хорошего скандала, чем сопровождались почти все выставки Маккены.
Дом походил на растревоженный осиный рой, жужжащий, кишащий и неуемный. Энди пытался понять, по какому принципу Рой выбирает моделей, но всякий раз терпел полный крах. Единственное, что оставалось неизменным — ни одной женщины. Например, тяжелоатлет по кличке «пинчер» тягал здоровущую штангу и ревел при этом, как раненный гризли. Казалось, весь его словарный запас состоял из звука «а» в разных вариациях. Рой «делал» его кусками. Верхний ракурс. Нижний ракурс. Что он видел в этих ракурсах, оставалось тайной. Единственное, что парень понял - куски пойдут отдельно друг от друга.
— Даже не пытайся ничего понять, — умиротворенно произнес Стив. — Свободные художники периодами впадают в определенное шизоидное состояние. Это нормально.
Энди не поверил. Ему уже давно казалось, что состояние становилось слишком шизоидным.
— И долго это будет?
— До конца. Это ничего. После гарантированы недели две полного затишья.
— В смысле?
— В прямом смысле. Наступит коматозное состояние, когда он будет не в силах даже встать с постели. Если ты не сбежишь раньше, то тебе только и останется, что бесконечно варить ему куриный бульон и объяснять, что мировые запасы кофе и алкоголя исчерпаны.
— Стив, а почему ты с ним? — вдруг спросил парень.
— Я не с ним. Мы - каждый сам по себе.
— Но как же?
— Я его принимаю таким, как он есть. Со всем дерьмом. Я с ним трахаюсь. Это было всегда. Это всегда и будет, даже, проживи мы еще триста лет. Иногда между людьми возникают определенного рода отношения. Они спокойно находятся друг около друга, не расставаясь и не сходясь, и общаясь лишь на определенных условиях. Это вечные связи. Идеальные.
— И долго это у вас?
— Больше десяти лет.
— Ничего себе! Скажи, а почему у него никого нет?
Стив задумался. Не то, чтобы он не знал ответа, просто вдруг понял, что не уверен в нем.
— Знаешь, — медленно произнес он, словно давал себе еще чуть-чуть времени на раздумье, — он - одиночка. Мустанг иноходец, так сказать.
— Как это?
— Есть такая категория людей. Это раненые люди. Они готовы самозабвенно отдаться отношениям, будь то любовь или дружба. Если случается что-то, они терпят крах и замыкаются, не в силах вновь создавать отношения. В основном, это нестандартные люди. Их трудно принять, практически нельзя понять и, что самое страшное, невозможно переделать.
Стив подумал немного и продолжил:
— Но есть в них что-то, что делает невозможным отказаться от них. Они втягивают, как воронка, и тебе остается только одно - признаться себе, что согласен все это терпеть.
Теперь задумался Энди. А ведь Стив, наверное, прав. Так оно и есть.
— Ты любишь его? — решился спросить мальчишка.
— Ну, в определенном смысле - да. Да. Мне нравится его свобода, нестандартность. Нравится, как он трахается. Я тащусь от его картин. И, черт подери, за триста лет я привык к нему! Тогда, в начале я и думать не думал, что это столько продлится. Я был уверен, что подобрал его на одну ночь…
— Подобрал?
— Именно. Подобрал. Я тогда танцевал в клубе. Он пришел, сел в углу и только тем и занимался, что пытался напиться. Должен сказать, у него это получалось отменно. Во второй вечер - то же самое. В третий… В общем, когда я вышел, он сидел на тротуаре. Лил дождь, но ему было все равно. У него не было денег, такси не останавливались. В тот вечер я устал и решил ехать домой один, но…
— Не получилось, — продолжил Энди.
— Как видишь. В общем, очнулся он только к середине дня. Опра-а-авдывался. Вел себя глупо…
— А что с ним случилось?
— Ну, в общем, то, что рано или поздно должно было случиться. Он застал свою жену Шерон с лучшим другом. Мерзкая история…
— А тебя он любит?
— Нет. Не позволяет. Хотя, в душе, наверное, да.
— Не позволяет?
— Ему важна свобода. Ее он жаждет больше всего на свете. Любовь к кому-то предполагает зависимость. Думаю, он никогда не разрешит себе. Да и надо ли? Есть отношения ради отношений, есть для чего-то иного. У нас - оно самое. Иное.
— Эй! Вы там, на галерах! — послышался на редкость счастливый голос Роя. – Ай да я - умница! Ай да я - сукин сын! Я вполне заслужил чашечку кофе! Ирландского!
— Что это?
— Плесни в кофе Джемисона, получится ирландский. Греби сюда сам! — крикнул Стив. — Наша галера плотно сидит на рифах, но мы еще не опустошили все трюмы! И, пожалуйста, Энди, не спрашивай его ни о чем.
— Я понял.
— Мне кажется, — весело заметил Маккена, — получится нечто шедевральное!
— Ну, кусок свиного окорока, правильно выложенный на витрине, всегда выглядит шедеврально. Ты ж мясник! Тебе тушки членить не привыкать!
— Был мясником, а теперь я…
— Свободный художник. Знаешь, Энди, о чем мы?
— Нет.
— О, это длинная история. На пару тухлых вечеров хватит. Попроси Роя рассказать тебе про тушки.
— Слушай, гаденыш, я, пожалуй, не откажу себе в удовольствии покопаться в твоих кишках, когда ты решишь перекинуться.
— Это на ихнем жаргоне означает «помереть».
— На чьем жаргоне? — переспросил Энди.
— Да трупочленителей. Потом из них выходят хирурги, но Рой легких путей не ищет, поэтому из него вышел художник. Вернее, из него ничего не вышло. Он вышел в художники.
Пока парень пытался переварить эту непонятную кашу, Стив продолжал:
— Ты и так копаешься во мне чуть ли не каждый день. За десять лет все кишки прощупал. Мне ль тебя бояться?!
Получив добавку к каше, Энди совсем озадачился. Он варил кофе, думая, что ирландский и ему будет как нельзя кстати. В общем, пока он думал, кофе закипел и, не стесняясь, удрал из турки. А тут еще за спиной непонятно как образовался «пинчер», и все пошло совсем скверно. Мальчишка чуть не обдал его остатками напитка. Атлету повезло, он вовремя отскочил,
